Психический диагноз – это не приговор. С Богом по любви

Для меня таким накоплением стала жизнь на Кавказе у моего дедушки и его супруги. Я прошла через манипуляции со стороны жены дедушки и через буллинг в школе и во дворе, который длился четыре года. Я держалась только благодаря тому, что у меня была такая же чувствительная подруга. Мы вместе ходили в библиотеку и взахлеб читали всё подряд, когда удавалось найти время между работой на земле и продажей фруктов на вокзале.

Кропоткин – город, в котором я жила, был узловой станцией, и там поезда делали длинные остановки, иногда по 40-50 минут. Прежде чем отправиться по своему маршруту, пассажиры обычно прогуливались по перрону и скупали всё подряд у продавцов. Цены были значительно выше, чем на рынке, поэтому многие стремились продавать фрукты, орехи и Бог знает что ещё. Но было одно "но": это было запрещено местным законом, поэтому на перроне часто можно было встретить милиционеров, штрафующих продавцов или отводящих их в отделение.

Некоторые продавцы быстро бегали с ведрами фруктов, некоторые прятались под вагонами, а некоторые давали взятки. Мы с дедушкой иногда убегали или пролезали под вагоном, чтобы спрятаться с другой стороны поезда.

Не скажу, что милиционеры приходили с рейдом к каждому поезду, но у меня в памяти навсегда отпечатались сцены с московским поездом, который отправлялся в 15:00 каждый день. О, это было блаженство! Здесь можно было продать все четыре ведра фруктов за баснословные по моим меркам деньги. Это была золотая жила для продавцов!

Все эти моменты были счастливыми для меня, дедушка полностью принимал и любил меня. Побег от милиционера я воспринимала как игру. Но после солнечного дня и пронизывающего солнца, оставлявшего на коже неподражаемый запах зноя, всегда наступали долгие моменты буллинга в школе и во дворе.

Я не могла постоять за себя, и за моей спиной никого не было. И это самое отвратительное чувство – когда за твоей спиной никого нет!

Каждый вечер я рыдала в подушку и молила Бога вернуться побыстрее к маме, к себе домой.

Мама, несмотря на её диагноз, была необычайно легким человеком, супер эмоциональной, непосредственной и супер легкой. Но в моменты своих приступов она открывалась совершенно с другой стороны: подозрительная, неуверенная и супер запуганная. Такой я её не знала. После моего возвращения с Кавказа у мамы не будет приступа ещё два года (напомню, что она не принимала лекарств), и её приступы поначалу были для меня как гром среди ясного неба. Поначалу она заболевала простудой, затем «уходила в себя» и через некоторое время переставала спать и есть. Могла стоять часами напролёт на одном месте и немного притопывать, и так день, ночь, и на утро опять в той же позиции.

При этом она могла блокировать мне выходную дверь и просить меня не идти в школу. Это был ад! В конце концов я вызывала скорую помощь, и она ложилась на несколько месяцев в больницу, а я жила на её пенсию одна.

После пройденного лечения она возвращалась лёгкой и наполненной и делала вид, что ничего не произошло.

В родном городе Оренбурге ни в школе, ни на тренировках буллинга не было. Скорее наоборот, какое-то время я даже чувствовала себя «звездой». В баскетбольной команде я была капитаном, в школе – отличницей. У меня были весёлые подруги, с которыми мы беззаботно проводили время.

Приступы мамы повторялись всё чаще и чаще, а мне хотелось находиться дома всё реже и реже. И в 10 классе меня понесло, я решила с подругой устроиться на работу официантками в местный ночной клуб, чтобы быть дома ещё реже. Это было роковой ошибкой, так как днём я училась, а ночью вместо сна отправлялась на работу в ночной клуб. Спала урывками днём после школы и утром пару часов до занятий. Это приводило к колоссальному истощению. Через три недели из клуба ушли посетители столика, который я обслуживала. Долг составлял несколько месячных моих зарплат. После этого я погасила долг и ушла с этой работы.

Однажды ночью я проснулась, рыдая в слезах. Подушка была мокрая, словно в бреду я просила Бога направить меня на мой путь и помочь мне в его прохождении. Я молила с такой яростью, с какой не молила никогда. К тому времени я знала наизусть несколько молитв, помимо «Отче наш», но я не использовала даже её. Я истошно кричала во всё горло. Не помню, чтобы мама была рядом, видимо, она была в больнице, и я не могла никого побеспокоить…

Я не хочу вдаваться в детали ещё одного мучительного для меня момента – лета 2006 года. Лето, когда я познала предательство своих подруг, свою бессильность и клиническую депрессию. Когда мне трудно было выдавить из себя хоть слово, при этом незадолго до этого про меня можно было сказать, что я владею красивым языком и ораторским искусством. Меня изъедали сомнения по поводу всего на свете, а до этого я была сама самоуверенность. В это лето я поняла, как всё хрупко и шатко в нашем мире. И это лето, я сейчас уверена в этом на 100%, принесло мой первый эпизод болезни.