Психический мир будущего

Нам с мамой пришлось хлебнуть горя. Началась другая жизнь. В нашем дворе жила девочка Наташа. Я подружился с ней, и эта дружба продолжалась много лет. Девочка была из семьи алкоголиков, мать хронически напивалась, и Наташа целыми днями ходила голодной, поэтому мы постоянно кормили ее. В детском саду я был очень тихим, послушным ребенком, легко устанавливал контакты с другими ребятами и отличался веселым нравом. Школа перевернула еще одну страницу моей жизни. Она ознаменовалась целым шквалом впечатлений и эмоций. В первых классах наука давалась нелегко. По некоторым предметам я отставал, но моя голова была странно устроена: те предметы, в которых я меньше всего разбирался, порой триумфально у меня проходили с самыми высокими баллами.

Я бывал то отличником, то неуспевающим учеником. Девяностые годы ворвались в мою жизнь стремительным натиском. В это время я был погруженным в себя, читающим взрослые серьёзные книги подростком. Меня охватывает интерес к русской истории, я часто замыкаюсь в себе и сижу дома. Внешний мир оказывается отделенным от меня целой пропастью. Все, что интересует моих сверстников, оставляет меня равнодушным. Тогда же появляется увлечение политикой. Я разыскиваю словари с политическими терминами и переворачиваю в своём мозгу все международные вопросы.

Преждевременная смерть моей бабушки была для меня страшным ударом. У нашей семьи возникают проблемы с жильем и мы вновь переезжаем в С. Возникает сильный психический кризис, приходится рвать со всеми старыми привязанностями, далее я ощущаю признаки душевной раны, которая и приводит меня в больницу. Я утрачиваю себя.

Л. испытывает ненависть к Я, в частности, к его физической оболочке (тело и иное восприятие пола), его идентификация задерживается на стадии поиска и приводит к попытке разрушить образующееся единство с помощью его уничтожения. Вторично появляется депрессия. В этом случае она — симптом нарушенной идентификации Я в результате попыток регрессии на первый этап формирования Я, когда оно ещё не выделено на первых стадиях психосексуальности. Желая умереть, Л. фактически хочет родиться заново. Перед смертью он пишет стихотворение, которое отражает утраченное единство Я.

Молитва Богов (о конце света)

О друг! Взгляни! Всё пламенеет,

Миров предвидим мы конец.

Взор высших с каждым разом леденеет,

Повержены престолы и венец.

Творцом оставлены небес чертоги,

Все смятенны и смущены,

Дрожат бессмертные когда-то боги—

Оплакивают величие старины.

Ты, друг земной, счастливей нас, когда-то сильных,

Ты можешь помолиться даже нам.

Но мы теперь немее плит могильных,

Не знаем, к чьим же броситься ногам.

Конец света для Л. — утрата Я в котором теряется единство Мира. Он скрывает это стихотворение, а также свои мысли от родных и врачей, а его влечение к смерти приобретает черты стереотипной суицидомании. Лечить подобные расстройства очень сложно, полная интеграция Я может быть только результатом внутренней, а не химиотерапевтической динамики. Такая динамика могла бы быть достигнута психоанализом или маскотерапией.

Известный психиатр и психотерапевт Г. М. Назлоян, открывший маскотерапию, метод, при котором врач воссоздаёт скульптурный портрет пациента в течение длительного времени, считает, что одним из преимуществ данного метода является именно интеграция Я которое утрачивает своё единство и цельность, через работу с лицом, всегда воссоздающим все стороны Я. То, что левая и правая стороны лица, в сущности, реально морфологически различаются, как-то связано с разными ипостасями Я. Действительно, дисморфоптические переживания, связанные с лицом, которые находят свои психологические истоки в кризисе подросткового периода, часто предшествуют нарушениям Я.

Доктор Гачик Назлоян

Процесс маскотерапии

Г. М. Назлоян лепит портрет пациента, тем самым он вводит посредника между врачом и пациентом, в котором символически помещается болезнь. Изготовление двойника является своеобразным ритуальным действом, восходящим к архетипическим близнечным культам, воплощаемых культурой в идеологии зеркала (Л. А. Абрамян, 1994). Врач прикасается сначала к первояйцу, из которого возник Мир (Т. В. Цивьян, 1994), прообразу хаотического бессознательного, и материально воплощает перенос и контрперенос в пластилине, глине, гипсе, а затем металле. Периодически он прикасается к самому лицу, тем самым подкрепляя этот процесс, говорит с пациентом и добивается катарсиса, который сравним с родами, инициацией нового Я.

Многочисленные примеры, которые приводит Назлоян (1994), подтверждают не только терапевтическое значение маскотерапии и сходных с ней методов, но и направленность метода именно на работу с диссоциированным Я. Портрет, созданный врачом, и автопортрет пациента являются материализованными воплощениями Я, которые отражают стадии его развития а может быть, и различные его архетипические стороны. Г. М. Назлоян считает, что он работает именно с отчуждением, возвращая человека к самому себе.