ПСИХИКА И РЕАЛЬНОСТЬ

Очень демонстративное экспериментальное подкрепление вывода о необходимой включенности речевых компонентов в динамику мыслительного процесса получено американскими исследователями при изучении интеллектуальных актов у глухонемых, где языковые компоненты мышления не могут быть представлены актами звукопроизнесения и, следовательно, если они действительно органически включены в мыслительный процесс, то они должны обязательно получить какое-либо другое объективное проявление. Американский психолог Т. Шибутани (1969) отмечает: "Поскольку утверждение, что мышление представляет собой беззвучное лингвистическое поведение, противоречит точке зрения здравого смысла, потребовались доказательства. Попытки измерить движения речевой мускулатуры в тот момент, когда испытуемые выполняли различные интеллектуальные действия, давали все еще недостаточно убедительный материал. Наконец, Л. Макс нашел блестящее решение.

Поскольку у глухонемых жестовая коммуникация осуществляется с помощью мускулов пальцев, на эти мускулы были помещены электроды, чтобы замерить зачаточные движения, когда эти люди думают. Контрольная группа состояла из людей с нормальным слухом. Задачи на абстрактное мышление вызывали такие действия в руке у 84% и лишь у 31% испытуемых в контрольной группе" (с. 158).

Хотя эти факты рассмотрены Т. Шибутани в более одностороннем общем контексте, чем это сделано в исследовании А. Н. Соколова, так как речевые компоненты никак не соотнесены им с неречевой предметной информацией, все же по отношению к вопросу о самих речевых компонентах мышления они имеют принципиальное значение. Поскольку эти данные относятся к весьма специфической незвуковой форме речи, которая также отчетливо проявляет себя в ходе мышления, они существенно повышают меру общности сделанного эмпирического вывода о необходимости участия речевых компонентов в динамике мыслительного процесса.

С другой стороны, этот вывод подкрепляется и важными фактами, полученными А. Н. Соколовым в опытах с центральными речевыми помехами, т.е. помехами, действие которых распространяется не только на периферическую, но и на мозговую часть речедвигательного анализатора, что достигается путем принудительной вербализации постороннего материала при одновременном выполнении мыслительных заданий. В этих условиях возникает картина мыслительных затруднений, выразительно названная А. Н. Соколовым "экспериментальной сенсорной афазией". Как и при соответствующей клинической картине, в этой экспериментальной ситуации испытуемый воспринимает лишь отдельные слова, а смысл фразы остается непонятым. При этом чрезвычайно показательно, что эти данные, как и факты, полученные методом регистрации речедвигательной импульсации, позволяют А. Н. Соколову сделать вывод о необходимом взаимодействии речевых и предметных компонентов мыслительного процесса. Так как в этих экспериментах при затруднениях понимания смысла фраз нарушалось запоминание не только словесного, но и образного материала, А. Н. Соколов (1968) отмечает: "...основываясь на этих опытах, можно считать, что скрытая вербализация имеет прямое отношение к смысловой переработке сенсорной информации и к ее фиксированию в памяти, и поскольку в данных опытах скрытая вербализация задерживалась, возникали указанные затруднения в мыслительной деятельности" (с. 228).

Чрезвычайно показательна здесь сама аналогичность феноменологических картин клинических и экспериментальных афатических нарушений. Именно характер мыслительных нарушений при афатических расстройствах позволил Д. Хеббу сделать вывод о необходимом участии речевых компонентов в динамике мыслительных процессов (Hebb, 1942). Выше, при описании пространственно-временных характеристик мышления, был приведен ряд нейропсихологических данных, относящихся к клинической картине афатических расстройств (в особенности семантической афазии), отчетливо говорящих об органическом взаимодействии пространственновременных и речевых компонентов мыслительных процессов. Там эти данные были приведены в качестве эмпирического свидетельства необходимого участия пространственновременных компонентов в этом взаимодействии. В настоящем же контексте в эмпирической картине афатических расстройств акцентируется второй компонент – нарушение мыслительных процессов как результат деструкции их речевых компонентов. И тот важный факт, что картины клинических и экспериментальных афатических нарушений оказываются аналогичными в отношении негативно представленного в них органического взаимодействия компонентов пространственно-предметной и собственно речевой информации, надежно подтверждает вывод о необходимости обоих этих компонентов в структуре и динамике мыслительных процессов, сделанный из обеих эмпирических картин.

Основные фазы мыслительного процесса