– Ладно, ты меня утомила. Скажи только, правильно ли я соображаю: чтобы вернуться в прежнее состояние, мне нужно решить здешние проблемы?
– Да, конечно. С одной оговоркой.
– М?
– Прежним ты уже никогда не будешь.
– Ну и ладно, – отмахнулся я. Тогда я еще не знал,
Окошко с характеристиками теперь пропало, но я помнил о неимоверной силе легендарного меча. От клинка разбегались блики света даже в полутьме пещеры, словно меч не только отражал свет, но и многократно умножал.
Я перевел взгляд на полупрозрачную каменную кладку. Снаружи собралась непроглядная тьма псеглавцев. Они выли, скулили и грызлись между собой, не в силах вынести вторжения в их пещеру, которую они так ненавидели, что даже обожали. Меч я добыл, теперь оставалось выбраться из этого зверинца, только и всего.
Но мои ноги вросли в пол. Чем дольше я смотрел на беснующуюся свору за порогом, тем ярче ощущал пульс жизни. Меч в руке застыл убийственной кромкой, способной разрубать кости и сносить головы – убивать. Сейчас этот мир стал для меня абсолютно реальным, а ведь я никогда не убивал, не сражался, да и дрался в последний раз очень давно, еще подростком. Ладно я, а если меня? Сегодня остатки игрового интерфейса растворились как пьяный туман: больше не было преград ни для боли, ни для любых других ощущений. Оскаленные пасти и когти, способные разодрать кирасу как бумагу, ничего приятного не сулили.
Мелькнула новая мысль.
– Розет, а если я здесь погибну, то случайно не проснусь ли?
– Ну, попробуй.
Я кашлянул.
– Что-то не хочется.
– Если твоей веры хватает, чтобы находиться здесь, то ее хватит и для того, чтобы взаправду умереть.
– При этом все это – плод моего воображения? – уточнил я, нахмурившись.
– Нет, не плод. И не воображения. Все это есть ты сам.
– Почему же я не могу все это изменять как хочу?
– А с чего вдруг должен мочь? – воскликнула она с неожиданным возмущением.
Я смутился.
– Ну… раз это я сам…
– А ты можешь изменить ритм своего сердца? Отменить поседение волос? Силой воли выделить желудочный сок?
– Однажды я смог сдержать чих! – сказал я.
– Я к тому, что твоя психика – это не ты. Точнее ты в целом, но не ты конкретно, понял?
– Да, понял.
Она зарычала.
– Я же знаю, что ни черта не понял! Если упрощать до психологических понятий, то ты – это сознательный компонент, а вся остальная часть – бессознательное.
– А кто тогда ты? – спросил я.
– Автономный психический комплекс.
– Кажется, раньше ты не отвечала на этот вопрос, – припомнил я.
– А мы были недостаточно близки для таких откровенностей!
Я улыбнулся. Близость всегда приятна, даже если она с автономным психическим комплексом.
Любым разговорам приходит конец, и наступает пора заняться делом. Делом неприятным и рискованным. Приняв боевую стойку, я выставил перед собой острие меча и шагнул к выходу.
Первого псеглавца я пронзил, еще не выйдя за каменную кладку. Клинок миновал призрачную завесу без всякого сопротивления, и так же легко вошел в плоть монстра. Я выпрыгнул наружу, одновременно очерчивая мечом полукруг. Два монстра рухнули, перерубленные пополам. Соседние взвизгнули и отпрянули. По столпившейся у входа стае прошел ропот. Не ждали!
Псеглавцы, отвлеченные Себастьяном, давно вернулись, и теперь зверские морды были повсюду, куда ни глянь. С легендарным мечом Дерека я одолею любого, но у меня нет глаз на затылке! Требовалось запугать их, иначе меня не спасут ни меч, ни вампирическая рука. Теперь я всерьез опасался за свою жизнь, и монстры из игровых мобов превратились в реальных чудовищ. Даже если все это сон, то они – ночные кошмары, способные довести до инфаркта. Неприятненько. Угрожающе вращая клинком и обливаясь потом, я двинулся вперед.
Вожак выделялся среди прочих как волкодав среди пекинесов. Огромное тело с длинными лапами усеивали металлические пластины, крепящиеся к шерсти. В отличие от цельного доспеха, они позволяли монстру оставаться гибким и подвижным. Впервые я видел, чтобы псеглавец пользовался оружием. Он стоял опершись на алебарду, и ее древко напоминало мачту! Исполинский наконечник – помесь копья и топора – застыл в небе металлическим взрывом. Череп напоминал башню танка – приплюснутый, грубые очертания выдают толстую кость, полоски шрамов обнажают в золотистой шерсти грубую черную кожу. Весь облик выражал дикую зверскую силу, но глаза – маленькие и утопленные в броне черепных изгибов – горели умом и хитростью.
Как и положено настоящему альфа-самцу, вожак не полез в драку лично. Стоя среди моря оскаленных морд, он проследил за мной с высоты своего роста, и вдруг взорвался отрывистым лаем. Я аж присел, уши заложило, а волосы встали дыбом!
Они напали одновременно. Мохнатые тела слились в единое движение – летящий на меня ураган из клыков и когтей. Я вытянул руку с мечом и закружился, как танцующий суфий. Оборот вокруг себя получился достаточно быстрым, чтобы клинок прошелся по всей волне атакующих. Поляну сотряс вопль и визг – хор голосов, поющих короткую агонию.