Психо-машина

Для меня не было новостью, что Луна постоянно обращена к Земле одним своим полушарием, а другое смотрит всегда в противоположную сторону. Это — следствие притяжения Земли. Некогда, надо думать, и Луна вращалась, подобно нашей планете, вокруг самое себя. С течением же времени, под влиянием постоянной тяги к Земле, вращение должно было прекратиться. И в то время, как обращенное к нам полушарие изучено превосходно — ведь наши сильнейшие телескопы как бы приближают Луну да 60-верстное расстояние к Земле вместе 360.000 верст — противоположное полушарие остается загадкой.

Теперь Шариков, на основании полученных им сведений от Вепрева, рассказал, что на этом полушарии скопилась вся влага и воздух, там же сгруппировалась вся жизнь.

При этом он привел пример, наглядно демонстрирующий, почему влага и воздух очутились на одной только стороне Луны, и как раз противоположной Земле.

Если взять шар, обвязать его бечевкой, смочить всю поверхность шара водой и, держа конец бечевки в руке, начать вращать шар вокруг руки, то получится такая картина: вода соберется на крайнем от руки полушарии, а ближайшее будет сухим. Это действует центробежная сила.

В примере шар играет роль Луны, рука — Земля, а бечевка — силы притяжения.

Луна как бы приказана к Земле и на самом деле вращается вокруг нее; ясно, что все наиболее легкие вещества, как воздух и вода, должны собраться на противоположной от Земли поверхности.

Некогда лунная жизнь, — говорил Шариков, — заполняла не только это полушарие, но и всю внутренность Луны. С тысячелетиями, постепенно, вследствие вырождения и вымирания небезов, жизнь осталась только на небольших участках лунной поверхности, располагающей воздухом и влагой. Но за покинутыми местами идет постоянный надзор, и он совершается крайне редко…

— Через каждые 15.000 лет? — робко высказался Никодим, который вначале был сильно смущен фактом обитаемости Луны.

— Может быть, и так, — спокойно отвечал Шариков.

— В таком случае, — возразил я, — небезы должны отличаться большой долговечностью!..

— Я предполагаю, что они живут тысячелетиями, — подтвердил Шариков.

О социальных отношениях между обитателями Луны он старается не высказываться, боясь проявить свои симпатии. Хотя изредка проговаривается, после чего всегда с тревогой ждет нашей реакции…

Из этих случайных слов я вывел заключение, что небезы делятся на два резких класса: везов, или (вне всякого сомнения) эксплоататоров, и широкой массы небезов, мрачно и свирепо угнетаемых первыми.

XXV

Мы влопались!..

В бестолковом бегстве, переезде с места на место, порою по старым следам, прошло около пяти «лунабрей» — так мы назвали, подобно гоголевскому сумасшедшему, дурацкие лунные дни и ночи, к которым никак нельзя привыкнуть: нас клонило ко сну, когда сияли бесчисленные солнца, и наоборот: подлунные ночи мы часто проводили без сна…

Ведь разница только в 4 часах: подлунные искусственные сутки равны 20 часам — а сколько крови нам испортила эта разница!

Хотя, отчасти, бодрствование ночами имело свою пользу: мы благодаря рефлектору могли двигаться, когда потухали солнца и укрывались на день в каком-нибудь закоулке.

_{Калека повалился с кресла.}

В один из таких последующих «лунабрей», в конце дня, наша «сигара» мчалась по бесконечной пыльной улице, обставленной дырявыми стенами, — под луной все страшно однообразно: и «лунабри», и улицы, и стены, — мчалась, поднимая тысячелетнюю пыль и оставляя за собой пылевые тучи, с большой скоростью… куда?.. Вот уже этого не могу сказать!..

Шариков, полулежа в мягком кресле, вдруг почувствовал смутное беспокойство и изрек трепетно:

— Чую, чую русский дух… Пускай у меня отсохнут ноги, если за нами не гонится мой приятель!..

Привыкшие к постоянным шуткам своего пленника, мы мало обратили внимания на его последние слова. Тогда он с большей серьезностью повторил:

— Ребятки, ведь я не шучу: Вепрев — близко!..

Никодим в это время привинчивал последнюю гайку к уже реставрированному психо-магниту.

— Пускай сунется! — пригрозил он.

Веря Шарикову, так как он не раз своей высокоразвитой интуицией угадывал приближение врага, я ускорил ход машины, потом выглянул в окно и… похолодел: над нами в 2–3 аршинах бесшумно скользила «сигара», превышающая нашу раз в десять…

Остальное произошло, как в сказке или тяжелом сне.

Я схватил винтовку и, ни слова не говоря, высунулся в окно… С неприятельской «сигары» блеснул фиолетовый луч по направлению ко мне — внезапно мои руки, ноги, все тело словно окаменело… Я так и застрял в раме окна…

Никодим схватился за меня и упал, как громом пораженный…

Шариков истерически хохотал…

Машина продолжала итти без управления.

Я видел, как снизился неприятельский аппарат и пристал вплотную к нашей машине; видел, как открылась дверь и вошел Вепрев, с злобно торжествующей усмешкой…

Безногий Шариков выхватил револьвер и с проклятием направил его на вошедшего. Последний предупредил выстрел — своим.

Убитый наповал, калека повалился с кресла.

Убийца, даже не глянув на жертву и на нас, хладнокровно подошел к двигателю и остановил его.