Психоаналитическая традиция и современность

Среди реально насущных проблем не последнее место занимают, на мой взгляд, те, которые соотносятся со спецификой отношений между воображаемым, символическим и реальным. Во всяком случае соответствующие отношения не часто являются предметом исследования.

Начну с рассмотрения онтогенеза, связанного с формированием у ребенка представлений о воображаемом, символическом и реальном.

Появившийся на свет младенец характеризуется наличием физиологических реакций, связанных с потребностью в удовлетворении его естественных потребностей, обусловленных природной необходимостью в сохранении и поддержании жизни. Удовлетворение соответствующих потребностей, прежде всего, в питании и температурном режиме, осуществляется родителями ребенка, матерью или замещающими их фигурами, проявляющими о нем заботу.

У младенца нет никаких представлений о той реальности, которую он обрел, выйдя из утробы матери и оказавшись в новом, непривычном мире, по сравнению с предшествующим многомесячным пребыванием в физиологическом единстве с давшим ему жизнь существом. Мы не знаем, что испытывает ребенок, когда ему перерезают пуповину, то есть когда происходит первая физиологическая сепарация, его отделение от матери. Во всяком случае, кроме различного рода теоретических построений и гипотез, предлагаемых специалистами в области физиологии, психологии и психоанализа, включая идею о травме рождения (Ранк, 2004), нет каких-либо надежных, достоверных и общепризнанных данных относительно того, какие именно представления впервые появляются у младенца, а также когда, как и каким образом фрагменты физической реальности становятся достоянием его внутреннего мира, способствуя формированию психической реальности.

Некоторые исследователи полагают, что самое раннее восприятие реальности ребенком абсолютно фантастично и связано с инфантильными фантазиями «хорошей» или «плохой» груди матери, порождающими ощущение «хорошести» внешнего мира или его враждебности, что способствует возникновению такого аффективного отношения младенца к реальности, которое может сопровождаться его бессознательным проявлением ненависти, беспокойства, тревоги, вины, в основе которых лежат агрессивные и эротические переживания (Кляйн, 2007).

Не касаясь вопроса об истинности такого эвристического предположения, отмечу лишь то обстоятельство, что по мере психического развития ребенка его фантазийно создаваемая и переживаемая реальность, точнее было бы сказать нереальность, постепенно претерпевает изменения, в результате чего он устанавливает истинное отношение к окружающему его миру.

Начиная примерно с шести месяцев ребенок способен фиксировать свое отражение в зеркале, с помощью жестов в игровой форме он предпринимает первые попытки по выяснению того, как соотносятся его движения с отраженным в зеркале образом и какое отношение имеет дублируемая им реальность к его собственному телу, предметам и людям, находящимся в поле отражения. Этот, продолжающийся до восемнадцати месяцев период развития ребенка, получивший название «стадия зеркала», свидетельствует о способности человека в отличие от животного к пространственному освоению отражаемого образа, возможному его присвоению и тем самым устанавлению необходимой связи между воображением и реальностью.

Имея дело со своим отражением в зеркале, ребенок воспринимает, прежде всего, некий образ, который он соотносит не собой, а с другим. Лишь со временем путем идентификации этот визуальный образ объективируется и персонифицируется, в результате чего первоначальное восприятие двойника становится своего рода символической матрицей, способствующей развитию вторичных идентификаций. Тем самым на стадии зеркала закладывается основа не только для схватывания ребенком целостной формы тела, но и для последующих пространственных идентификаций, открывающих возможность для развертывания разнообразных форм, образов и представлений, рождающихся на стыках воображаемого, символического и реального.

В процессе психического развития ребенка на стадии зеркала осуществляется становление Я, когда идентификация визуального образа позволяет не только проводить различие между реальным телом и зеркальным отражением, но и пробуждать познавательные способности к сопряжению воображаемого, символического и реального. Другое дело, что эта стадия развития ребенка представляет собой также своего рода драму, сопровождавшуюся возникновением различных фантазмов отзеркаливания отдельных частей тела, целостного представления и отчуждающей идентичности формирующего свой внутренний мир субъекта, «попавшего на приманку пространственной идентификации» (Лакан, 1999, с. 512).

Из подобного постижения реальности вытекает два следствия.