Психоаналитическая традиция и современность

Вы изволили заметить, что возможность повредить больному применением того или иного метода лечения, в том числе и психоанализа, не специалистами и в корыстных целях является такой «тривиальной» истиной (выражение Ваше), что о ней и говорить не стоит. И дальше указываете на особое положение психоанализа, что и привело за отсутствием специальных кафедр к созданию Интерн. Психоан. Об-ва и к ряду мер, предпринимаемых последним. А я считаю, что создавшееся положение вещей как раз и ведет к тому, что у больных, которым необходимо лечение психоанализом, которым оно советуется, нет, и при настоящем положении не будет, достаточных гарантий, какие они имеют обычно в других отраслях медицины. И потому считаю, что об этом не только говорить, но кричать надо и как можно больше. И приветствую намечаемые мероприятия, выработанные Гамбургским психоаналитическим съездом, и желаю Инт. Об-ву самых больших успехов в трудной, едва ли даже осуществимой задаче обеспечения лицам, нуждающимся в психоаналитическом методе лечения, применения научного, а не дилетантского, чтобы не сказать больше, психоанализа. При таком положении правы ли Вы, гражданин председатель Русск. психоан. О-ва, утверждая, что при лечении интересы врача и больного совпадают. Всегда ли так? Не должны ли мы иногда встать на защиту больных и указать им: Будьте осторожны. Не увлекайтесь модными течениями, в них не все еще ясно, в них много преувеличений и увлечений. А психоанализ, как Вы сами отмечаете и как прекрасно учитывает Инт. Псих. Об-во, находится в этом отношении в особо неблагоприятных условиях. Вы указываете, что Фрейд в статье «о диком психоанализе» пишет, что нужно помочь больному разрешить его конфликт, а не отделаться от него нелепым и вредным советом вести половую жизнь. Мне кажется, что Фрейд едва ли только такие советы причисляет к данному анализу. Тогда я охотно готов признать, что надо к этому термину присоединить какой-нибудь другой или заменить его новым, более общим, быть может более резким. Мог бы прибавить еще ряд очень характерных в этом отношении наблюдений, «отмеченных мною уже после выхода из печати номера «Современной психоневрологии», где была напечатана моя статья, но экономия места мне не позволяет этого сделать. Своего освещения статей Фрейда я не давал, я выписал только их смысл и потому Ваш упрек в этом отклоняю. Невольно вызывает, между прочим, удивление мнение, что для применения психоанализа особенно рекомендуется предварительное лечение этим методом. Вот не желал бы никому из больных попасть к такому психоаналитику!

Дальше Вы говорите о моем «упреке», что психоаналитики «не ошибаются». Тут может получиться впечатление, что я попал не в бровь, а в глаз, Вы, гражд. председатель, несколько теряете спокойствие. В самом деле, к чему здесь говорить об удачах лечения у других психотерапевтов, о тех «счастливчиках», которые попадают к психоаналитикам от других врачей, о блестящих и быстрых излечениях и т. п. Вы даже впадаете в назидательный тон и поучаете, как надо понимать ныне «излечение» пациента. Позвольте Вам указать, что Вы глубоко ошибаетесь, полагая, что в настоящее время «в общей медицине (слова Ваши) идеалом терапии считается Restitutio ad integrum». Я давно уже в своих лекциях и студентам и врачам подчеркиваю, что эта точка зрения неприемлема, что мы стремимся к излечению социальному. Также не нужными мне кажутся и строки, посвященные Вами этиологии психоневрозов. Вы же выступаете в специальном журнале.

Наконец по поводу «предвзятости психоаналитиков». Здесь я не могу отказать себе в удовольствии привести цитату из предисловия проф. Л. Г. Оржанского к только что вышедшему переводу книги немецкого последователя Фрейда д-ра Г. Гуг-Гельмута «Новые пути к познанию детского возраста» (Л., 1926): «Постепенно сексуальность превратилась у Фрейда в пансексуальность, в единое господствующее начало. Надо было доказать это, и он сам, а еще больше его ученики приложили это половое мерило ко всем явлениям прошлого и настоящего, к истории, к мифологии, к искусству, к литературе – ко всему кругу человека. Не только живые люди – пациенты Фрейда – подверглись мельчайшему выворачиванию души наизнанку и, как при допросе инквизиции, будто бы добровольно во все проникающей сексуальности, но и великие люди прошлого: Леонардо да Винчи, Достоевский, Гоголь были втиснуты в бездну сексуальности. Не избегли этого и дети. На них давно обратили внимание фрейдисты: любовь к матери, ее ласки, весь энтузиазм раскрывающейся души нашли свое начало и конец в сексуальности… Постепенно вокруг идей Фрейда образовалась каменная стена, за которую ничто новое, свежее не доходит. Ни он, ни ученики его не допускают сомнений в своем подходе к человеку.