Психоанализ и бессознательное. Порнография и непристойность

Само слово «порнография», как объясняют нам словари, означает «имеющий отношение к продажным женщинам» или, в буквальном смысле, «описывающий продажных женщин». Но позвольте спросить, кого в наши дни можно считать продажными женщинами? Если тех, кто берет с мужчин деньги за согласие переспать с ними, то ведь большинство женщин, становясь женами, то есть вступая в законный брак, в сущности, продают себя своим мужьям. В то же время многие проститутки отдаются мужчинам просто так, по собственному желанию, не беря с них за это денег. Да и вообще, если в женщине не чувствуется хоть немного от распутницы, от соблазнительницы и блудницы, то такую женщину иначе, чем «сухой воблой», не назовешь. С другой стороны, во многих проститутках кроются присущие большинству женщин порядочность и благородство. Так стоит ли быть педантом и ограничивать себя рамками предвзятых мнений? Судить обо всем, руководствуясь буквой закона, — неблагодарная и скучная вещь, тем более что законы, как правило, не отражают реальной жизни.

Та же самая история и со словом «непристойный»: никто вам толком не скажет, что под ним понимать. Предположим, оно происходит от слова obscene, означающего «то, что не может быть показано на сцене»[1] — разве много это вам объясняет? Думаю, не очень. То, что представляется непристойным Тому, в глазах Люси и Джо выглядит вполне приличным. Да и вообще, вопрос о том, что означает то или иное слово, решается большинством, и то не сразу, а по прошествии определенного времени. Если пьеса шокирует десять зрителей в зале, а остальные пятьсот находят ее безобидной, то это значит, что она непристойна для десяти и пристойна для пятисот, из чего, в свою очередь, следует, что пьесу, ввиду мнения большинства, нельзя считать непристойной. Шекспировский «Гамлет» шокировал аскетических пуритан во времена Кромвеля[2], тогда как сегодня он никого не шокирует, зато сегодня нас шокируют некоторые из пьес Аристофана[3], которые на греков, скорее всего, такого впечатления не производили.

Человек — изменчивое существо, и вместе с ним меняется значение слов. Многое сегодня воспринимается иначе, чем в прошлом, а многое попросту исчезает, преобразуясь в нечто иное. Если нам и кажется, что мы знаем, в каком мире живем, то это лишь потому, что перемены переносят нас в преобразившийся мир столь стремительно и вместе с тем незаметно.

Мы вынуждены мириться с тем, что все в нашей жизни решается большинством, подавляющим большинством. Да, именно так: все в нашей жизни решает толпа, толпа и еще раз толпа. Уж она-то в точности знает, что пристойно, а что непристойно. Можете ли вы представить себе, чтобы десять миллионов человек из низших классов ошибались, а какие-то десять человек из высших классов были правы? Это же абсурд! Зачем, в таком случае, нужны были бы законы математики?! Так что давайте голосовать! Поднимем руки, подсчитаем голоса и тогда узнаем, в чем заключается истина. Vox populi, vox Dei. Odi profanum vulgus! Profanum vulgus[4].

Сказанное сводится к следующему: если вы обращаетесь к толпе, то ваши слова будут пониматься только в том значении, какое вкладывает в них толпа, то есть в значении, установленном большинством. На этот счет одни человек рассказал мне в письме, каким образом вопрос о непристойности решается американским законом, причем Америка собирается применять эту правовую норму на практике. А решается этот вопрос очень просто (и уверяю вас, дорогие читатели, что это не анекдот, а реальные факты — ведь толпе лучше знать, что пристойно, а что непристойно!). Так вот, согласно этому закону к крайне непристойным могут быть отнесены вполне безобидные и широко употребляемые слова — например, те, что рифмуются со словами «чудак» или «ручка». Причина вот в чем.