Психодел

Он заорал, но этажом выше тоже орали. Из рассеченного лба быстро побежала кровь. Девочка Лю опять подняла свое оружие и опустила, собрав все силы. Голова оказалась неожиданно крепкая, звук удара – дикий, отвратительный, но главное – упырь оставался в сознании, кричал, пытался отползти и шарил вокруг себя руками.

Третий удар. И четвертый.

Четверка всегда была ее любимое число. Она и в школе, как правило, получала только четверки. Аттестат – выставка четверок, кроме высших баллов по алгебре и геометрии.

До трех считают только дураки. Умные люди знают: на раз-два-три ничего не происходит. Нужно добавить еще один раз.

А вот китайцы не любят четверку, по-китайски «четыре» звучит как «смерть».

Он не выключился, продолжал стонать, оскаленный, залитый кровью, шипел «с-с-с-у-у-у-к-а-а-а...» – но почти не шевелился, и она рванулась к сумке, достала наручники, схватила людоеда за скользкую руку, потащила, он оказался очень, очень тяжелый, пришлось упираться изо всех сил – хорошо, что не более метра пространства отделяло кровать от окна, от трубы отопления под толстой деревянной пластиной подоконника.

Приковала одну руку, вернулась к сумке, вытащила вторые браслеты, сомкнула железо на запястье, но упырь уже пришел в себя.

Захрипел угрозы, оскалился, подтянул под себя ноги, и она вцепилась зубами в его пальцы.

Пока тянулась к трубе – он дважды попытался ударить ее головой. Двойка – цифра быстрая и сильная, но удары не получились, спустя мгновение зубчатый замок издал серию быстрых щелчков; она отпрянула.

– Тварь... – простонал упырь. – Зачем, тупая ты тварь... Зачем?

Она снова взяла пепельницу. Подшагнула. Подняла над головой.

– Я буду бить тебя, пока твоя башка не лопнет.

– Стой... Не... – он разлепил затекший кровью глаз. – Не надо.

– Это тебе за Бориса, – сказала она и ударила.

Упырь завыл.

– А это за Мудвина, – и опять ударила.

Упырь замолчал.

Мужчина беззащитен, когда извергает семя. Он ничего вокруг себя не видит и не слышит. Женщина тоже беззащитна в момент выброса животного электричества – но она и в другие моменты беззащитна; она всегда беззащитна. А самец – настороже, к самцу просто так не подойти, и если хочешь достать его – приходится хитрить, подкрадываться, брать его за яйца, ждать, когда он задрожит и застонет, извергаясь.

И тогда у тебя будет ровно четыре секунды, чтобы разбить ему голову чем-нибудь тяжелым.

Она опять потянулась к сумке, достала баллончик с газом. Отшвырнула опоганенные кровью и семенем простыни, села на постель.

Пнула ногой, упырь засопел, поднял голову. Простонал:

– Послушай... Иди в ванную, возьми там... Перекись... Промой мне...

– Обойдешься.

– Зачем ты...

– Сам знаешь. А теперь говори, как ты Мудвина убил.

– Какого Мудвина...

– Олега Брянцева! Зачем ты его убил?

– Зачем мне Олег Брянцев... Кто такой Олег Брянцев?

– Ты знаешь! Он был ни при чем, понял?! А ты его убил. А Борис? Ты решил доить его, как корову?! Ты думал, что я тебе буду помогать?! Ты думал, что я позволю тебе погубить его? Человека, которого я люблю?

– Отстегни меня.

Мила вытянула руку с баллончиком.

– Заткнись. Ты – животное.

– Мы все животные.

– Не все! – крикнула Мила. – Не все!! Понял, нет? Олег Брянцев не был животным! А ты его убил!

– Да пошла ты... – завыл упырь, но она нажала на кнопку, и перцовый газ ударил прямо в багровую морду.

– Что? Больно? Борису тоже было больно. И Мудвину. Ты зря с нами связался. Я тебя сама сожру. Прямо здесь. Про тебя никто не вспомнит. По тебе никто не заплачет.

– Дура... Дура...

– Не приближайся к нам больше. Никогда. Иначе хуже будет. Понял, нет?

Подождала – ответа не получила. Упырь смотрел одним глазом, второй заплыл, – и вдруг улыбнулся слабой вежливой улыбкой. Словно ничего не было: ни ударов пепельницей, ни прокушенных до кости пальцев, ни перцового газа.

У нее тоже защипало в носу, заслезились глаза. Открыла форточку, вышла в зал.

Этажом выше уронили что-то не слишком тяжелое. Может быть, муж отрезал жене голову и не удержал в руках.

«Вот, – подумала она, – смотришь снаружи на эти дома-муравейники, на желтые окна и думаешь, что там ничего не происходит. Едят, пьют, дремлют. А на самом деле везде страсти, кровь... Вот тебе частная жизнь. На самом деле нет ее, человек не умеет просто дремать и жевать».

Включила телефон, набрала Шамиля.

– Наконец-то, – сказал он. – Где ты пропадаешь?

– Где надо, – сухо ответила она. – Шамиль, я... В общем... Ты должен срочно позвонить своим людям. Запиши адрес, пусть они едут. В смысле, милиция... Как можно быстрее... Я нашла его. Я знаю, кто убил.

– Я тоже знаю, – сварливо сказал Шамиль. – Мужика приняли час назад. Сам пришел... Дмитрий Горчаков, шестьдесят седьмого года рождения. Знаешь такого?

– Нет... – прошептала она. – Вернее, да...