Психодел

Они бодро промчались по пустой праздничной Москве, Мила пересела в свою остывшую букашку, помахала рукой, Борис посигналил и укатил, а ей стало неловко, почти стыдно. Вдруг поняла, что ощущает себя взрослой теткой, трахнувшей мальчика. После двух месяцев разлуки влюбленные воссоединились – и невеста обнаружила, что сильно повзрослела. А жених остался, как был. Или еще хуже: два года жили вместе – и не взрослели, законсервировали друг друга, создали микромир, один на двоих, а потом расстались, и за два месяца она резко состарилась. Наверстала годы. А возлюбленный – нет; не повзрослел, не состарился. Не наверстал. Теперь она глядела на него новыми взрослыми глазами, умилялась и даже посмеивалась про себя: большой, добрый, обаятельный, романтичный, любящий, искренний. Самый лучший. Идеальный. Прекрасный. И абсолютно наивный. Всё ему важно, как половчее вырулить на Третье кольцо. О боже, разве это тема для разговора? До сих пор как-то выруливала и дальше будет выруливать. К черту Третье кольцо. И Садовое, и Бульварное. Принц задержался в развитии, ему давно пора становиться королем, а он не желает об этом думать. До сих пор ему было хорошо, и он решил, что дальше будет точно так же. Ему всегда было хорошо. Делал что хотел. Обстоятельства позволяли. Мама не возражала. Надоело учиться – бросил учебу. Захотел «свой бизнес» – на деньги, сынок, делай «свой бизнес». Занимайся тем, что тебе интересно. Проблема куска хлеба не стоит. По сторонам не смотри, у тебя своя жизнь. С плохими не водись, водись с хорошими.

А королем быть не хочет, это трудно, это пугает его до такой степени, что приходится звать доктора с таблеточкой.

Приятный, хороший, сильный. Славный. Замечательный.

Небитый, не обжегшийся, не знающий вкуса поражения.

Она бы всё отдала, чтоб он и дальше не знал этого проклятого вкуса, не обжигался, не проигрывал, – только так не бывает.

Глава 15 Женский праздник Часть вторая

В квартире родителей пахло жареной курицей.

– Эй, – воскликнула дочь, входя в комнату. – Предки! Что же вы дома сидите в такой день?

– А что за день? – осведомился папа, отрываясь от просмотра любимого им телеканала «Звезда».

– Восьмое марта, – сказала Мила. – Сходили бы хоть в кино, что ли...

– Еще чего, – сказала мама, с некоторым усилием вставая из кресла. – Ужинать будешь?

– Сиди, – велел папа маме. – Сама разберется. Не маленькая.

– Маленькая, – возразила мама, двигаясь в сторону кухни. – Лучше приходи к нам, посидим втроем.

«Им хорошо, – подумала Мила. – Мирные люди. Не мещане, нет. Просто мирные честные люди, каких много; и слава богу, что много. А был бы отец амбициозный и злой – ринулся бы в коммерцию, сделал бы деньги – да и нашел бы себе другую. Юную, вертлявую. Бодрую. Нервничал бы и бузил. Пьянствовал, как все делопуты. Покупал бы пошлые тачки с откидным верхом. Нет, это не мама у меня – неудачница. Это дочь у мамы – неудачница! Мне тридцать; ни дома, ни детей, в голове туман, что будет через месяц – знать не знаю. А у нее – тепло, тихо, ни пылинки. Курицей пахнет. Три телевизора, личный супруг в чистой рубахе, всё простроено, отпуск – сорок пять дней, посудомоечная машина, а родилась еще при Сталине, в полуподвале с печным отоплением. О боже, какая я дура. Реальная солнечная овца».

– Я есть не буду, – сказала она маме. – Кофе выпью. И какого-нибудь ликеру рюмочку. Если есть.

– Есть. Садись, дочь. Твоя мать нальет тебе ликеру.

За окном пустили фейерверк.

– В самом деле, – сказала Мила. – Вы сходили бы... куда-нибудь. Развеялись.

Мама села напротив, одновременно как бы из воздуха сотворив бутылку, рюмки, салфетки, вазу с конфетами.

– Еще сходим. Какие наши годы.

Конфеты, шоколад и сладкое вино в доме не переводились, мама уже четыре года была начальником отдела, госпожа Богданова, это вам не шутка; а в кабинет начальника без шоколада входит только уборщица.

– Женский день, – напомнила дочь. – А у тебя отец телевизор смотрит.

– А что он должен делать?

– О любви говорить.

Наверное, Мила выглядела неприлично довольной, мама посмотрела, философски усмехнулась и сказала:

– Эх ты. Глупында. Какой еще женский день? О любви поговорить в любой день можно. Нам с твоим отцом не нужны особенные дни, чтобы... – мама улыбнулась. – Мы всегда очень любили друг друга. И тебя родили в любви великой.

Маленький брелочек лежал в сумке, сумка – в коридоре, но дочь ощущала ток, исходящий от драгоценной безделушки, за семь шагов – и наслаждалась.

– А сейчас? – спросила она. – В смысле, куда делась великая любовь?

Мама удивилась.

– Никуда. Она при нас.

– Что-то не верится.

– А ты поверь, – мама посмотрела с превосходством. – На слово.

– Мама, – спросила Мила, – а какая она?

– Что?

– Любовь. У вас. Вы тридцать пять лет женаты, какая она у вас?

– Обыкновенная, – ответила мама и повернулась к вошедшему отцу. – Вот тут народ интересуется, какая бывает любовь на тридцать пятом году совместной жизни.