Психоделика. Книга для мертвых

И я нисколько не иронизирую. В дни комиссионного смотра наблюдалось удивительное единение людей и механизмов. Видимо, проникаясь грандиозностью момента, оборудование вело себя согласно норм и технических характеристик, было вымыто, выкрашено и протерто от пыли. Люди были особенно аккуратно одеты, предупредительны и трезвы. Начальство – солидно и подчеркнуто вежливо.

Бывали, конечно, исключения, но они сразу же переводились в разряд ЧП и легенд и лишь подчеркивали правило – во время комиссионного осмотра все должно работать как хронометр. Хотел написать, как часы, но вовремя вспомнил, что в метрополитене все и так должно работать как часы каждый день, включая выходные и праздничные дни, у нас даже все часы на всех станциях и линиях работают синхронно. Такая специфика. Так что, пусть будет хронометр, что ли. Для красного словца, для эффекта. Ага.

Ну а когда все заканчивалось, тогда…

Вот, допустим, на линии двенадцать станций. Комиссия едет со стороны тупика. Там вышли, там вышли, там решили пропустить, там опять вышли. Вопрос, на какой из станций им захочется перекусить? Проблема? Та, еще! Напрямую же не спросишь, да и у кого. Вот поэтому начальницы станций и накрывают в день смотра столы, за свой и своих работников счет, разумеется. Ну а там, кому как повезет. Отобедают – значит, отобедают, не отобедают – сами отобедаем, да еще как. Весело, если замечаний мало написали. Сердито – если много, но не пропадать же добру, тем более полгода к смотру готовились.

Но уж если комиссия какую-то станцию облюбовала, тогда берегись. Тут у тебя в гостях все будут регулярно: и пожарники, и санэпидемстанция, и энергонадзор какой-нибудь. Запах жертвы распространяется мгновенно, и тогда все стервятники моментально слетаются, чтобы полакомиться ее плотью. И редко кто выживает.

Это я к чему веду так длинно, а к тому, что смотр на носу и мне сегодня красить насосы выпало. Не самая хреновая работа я вам скажу, но и не самая чистая. Краска – это знаете, краска. Это не огрызок собачий.

Вот допустим, вам надо покрасить два насоса в зеленый цвет. Невелика премудрость, но при этом крышки электродвигателя и Борно необходимо покрасить в красный, корпуса задвижек и фундамент установки в черный, их маховики в желтый, а потом дать всей композиции просохнуть, и беленькой красочкой аккуратненько нанести маркировки. Такая вот подземная радуга. Спрашивается, сколькими цветами будет сиять моя спецовка по завершении работы и за сколько выветрится запах керосина после того, как я ототру руки?

Ответы такие – пять и долго. Вздохнув, я приступил к работе. Зубами отодрал акцизную марку от горлышка, свернул пробку и в приступе жесточайшей меланхолии сделал хороший глоток. Вообще-то пить в одиночку – признак дурного тона. Я с этим полностью и абсолютно согласен, не согласен я с другим, почему Захарович не выделил мне сегодня напарника. Нет, я прекрасно понимаю, что людей, как всегда, не хватает, но ведь и работа-то какая?

Что я, глядь, мастер курва, маляр-штукатур? Хера. Ты вот, поди попробуй сам это все до обеда покрасить…

Так, повторить. И на финиш оставим. Еще глотнул и зажевал заранее припасенным сухариком. Теперь покурить и можно работать. А в облом-то как…

Но делать нечего, сигарета закончилась быстро, и пришлось распаковывать кисти. Художник, бля, от слова хуево, да еще и как.

Потом я услышал, как открылась дверь, и кто-то добренько приложился мне по черепушке. И все погасло…

х х х

Сон

И я таки нашел себе. Та еще ночка получилась. Девчонку я как следует в темноте и не рассмотрел, но дело свое она знала. Потому и спал я как убитый, излив на несчастную все накопившееся за этот бесконечный день раздражение. Впрочем, она недовольной не казалась. А с первыми лучами солнца вошел Франциско. Девицы в отведенной мне комнате уже не было и монах укоризненно глядя на мой растрепанный и заспанный вид сказал:

– Иди к ней, она будет говорить…

Я пробурчал что-то типа того, что голову ее черную откручу. Франциско уверил меня, что в этом сегодня нет никакой необходимости:

– Ты пойми, она невозможная да, но она все время рискует своей черной шкуркой почище нас.

– Да понял я, – успокоил бенедиктинца, оделся и пошел.

Руфия сегодня выглядела, словно египетская статуя некой богини. Черная королева на белом поле. Тут же сверкнула в моем уставшем мозгу шахматная ассоциация. Она указала мне место, где я мог пристроить свою задницу и сказала:

– Слушай и молчи. Вся эта возня здесь, между христианами и неверными служит одной цели, чтобы мы как можно быстрее истребили друг друга.

Я ждал продолжения.

– И тогда придут они…

– Кто?

– Люди с Востока, – ответила Руфия, – там лежат громадные земли, и живут люли, много людей, их скоро станет еще больше и тогда им понадобится пространство. Жизненное пространство. Звезды назвали мне странные имена. Тимудзин и Гао. Я не знаю, кто они, но кто-то из них предъявит свои права на этот мир. Ты можешь себе представить миллион всадников?

Я представил, получилось много.

– А воинов из глины?

– Какой глины? – сумела удивить. Из глины.