Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Система принятия социально-политических решений в условиях тоталитаризма обычно концептуализуется при моноцентрическом подходе к нему как результат слияния государства и партии, превращения государства в партократическое — ср. одну из новейших формулировок такого рода, которую выдвинул Дж. Прагер:

The unequivocal egalitarianism of totalitarian democracy demands a party system fused with the state, whereas the tension between egalitarianism and individualism in liberal democracy requires a differentiated party system. [549]

П. Манан отводит партии в тоталитарных странах роль репрезентативного посредника между обществом и государством. Партия берет на себя функции и того, и другого:

Quand on d'efinit le totalitarisme comme l’absorption de la soci'et'e civile par et dans l’Etat, on oublie la troisi`eme terme, la troisi`eme instance … Exercant le pouvoir «r'eel», le Parti se confond avec l’Etat, ou avec le r^ole de l’Etat. Couvrant la soci'et'e du r'eseau serr'e de ses cellules, il se confond avec la soci'et'e. Le Partie assure l’unit'e «infrangible» de la soci'et'e et de l’Etat parce que lui, le troisi`eme terme, se confond avec l’un etavec l’autre. [550] подчеркнуто автором. — И.С.

1.1.2.В теориях, альтернативных тем, которые были только что проиллюстрированы, тоталитаризм предстает в виде бицентрической, избыточной организации.

Уже X. Арендт замечает в заключении своего труда о тоталитарных режимах, что им свойственно удваивать всяческие инстанции власти:

Die Literatur "uber das Nazi- und das bolschewistische System ist voll von Klagen "uber ihre angeblich monolitische Staatsstruktur; nichts entspricht weniger den Realit"aten eines totalen Herrschaftsapparats. So ist denn auch manchen Beobachtern schon fr"uh die eigent"umliche «Strukturlosigkeit» totalit"arer Regierungen aufgefallen und vor allem nat"urlich die Tatsache einer doppelten Autorit"at von Staat und Partei, wobei wiederum die Beziehungen zwischen disen Instanzen so formlos gelassen sind, dass niemand sich in ihnen zuverl"assig auskennen kann. [551]

Об этом же пишет (без ссылки на предшественников) А. Игнатов в недавней книге о восточноевропейском тоталитаризме [552].

1.2.1.В социологической автотеории, догматизированной в эпоху сталинизма, устройство советского общества объяснялось тем, что здесь удалось достичь «ликвидации противоречий между городом и деревней, между физическим и умственным трудом» и т. д. [553]Никому не придет в голову принимать это автометаописание за сколько-нибудь соответствующее действительности, которая окружала людей, живших в пору сталинизма. Но даже если оно и не документирует фактическое положение дел в тоталитарном государстве, то все же свидетельствует о логике, которой руководствовался тоталитарный режим. Автомодель дополняет тоталитарную практику, снимая фиктивным образом те противоречия, которые не могли быть устранены впрямь.

Что касается самой практики сталинизма, то ее цель заключалась прежде всего в том, чтобы уничтожить (универсальное для социальной жизни) различие между профанной и сакральной властью. По правдоподобной догадке Г. Федотова, личная свобода возможна лишь в таком обществе, где маркирована разница между градом Божьим и градом земным [554]. Этой самостоятельности двух властей, дарующей нам выбор, освобождающей нас от одно-однозначного социального отношения к верхушке общества, которое и есть рабство, в сталинизме не было.