В садистской перспективе чужое — это отторгнутое свое
[442](материнская грудь, телесные отходы). Здесь пролегает отличие садиста от прочих приобщающих психотипов, для которых существует чужое чужое, долженствующее быть своим чужим. Эдипальный ребенок, например, хочет — в своем желаний приобщиться чужому — обрести родительство, а не вернуть его себе. Садист же вообще не признает чужого как такового. Он отрицает трансцендентное самым радикальным — из всех допустимых в данном случае — образом, а именно: не желает видеть ничего, кромеДоминантой авангардистского восприятия мира была имманентность, в-себе-завершенность любого явления (что было столь пугающим для символистов, — ср. выше).
1.1.1.
Ходовые определения исторического авангарда были подвергнуты справедливой критике К. Д. Бикманом, которому в них недостало теоретичности. В частности, он полемизирует с идеей П. Бюргера, состоящей в том, что авангард отрицает:…die Institution Kunst als eine von der Lebenspraxis der Menschen abgehobene.
[443]Этот и ему подобные взгляды на авангард не имеют, как с полным на то основанием считает К. Д. Бикман, права претендовать на теоретичность, потому что они делают общее понимание искусства неприменимым к его авангардистской версии:
The dominant conception of literature is useless in discussing the nature of avantgarde literature.
[444]В самом деле: если мы вместе с П. Бюргером и другими, кто обращается к методологии, сходной с его
[445], будем членить историю художественной культуры лишь на две эпохи (первая из которых утверждала ценность искусства, в то время как вторая ставила институционализацию искусства под сомнение), то мы будем вынуждены мыслить переход к авангарду в качестве несопоставимого с другими обновлениями эстетического творчества, с возникновением, допустим, романтизма или реализма и т. п.1.1.2.
Приняв, что идея имманентности безостаточно господствовала в авангардистской ментальности, что в приложении к каждому феномену, будь то отдельный предмет или универсум во всем его объеме, ранний постсимволизм утверждал значимость только внутренних связей и игнорировал внешние (т. е. возможность трансцендирования мира и его составляющих), мы занимаем исследовательскую позицию, позволяющую нам объяснить сразу и своеобразие авангарда относительноАвангард равносилен остальным эпохам культуры, поскольку он, как и они, выкристаллизовывается в силу того, что он опровергает бывшее до того релевантным системообразующее отношение (символистскую связь всего со всем) и водворяет на это место нечто прямо противоположное (мысль о полном отсутствии экстериоризованных связей). Вместе с тем авангард выпадает из ряда общей культурно-исторической изменчивости, потому что любое иное отношение, кроме внутреннего, есть внешнее. Мы хотим сказать, что системогенерирующие принципы в культурах до наступления авангардистского периода равно предполагают наличие в мире некоего внешнего отношения (= зеркальная симметрия в романтизме, транзитивность в реализме, символистская панкогерентность), которое как раз и перестает быть актуальным для авангарда.
Начальный постсимволизм есть и один из вариантов в парадигме культурно-исторических трансформаций, и то, что контрастирует со всей этой парадигмой.
Ясно, почему авангардизм рассматривал себя как другое культуры (как период, несравнимый с ее прошлым; или как вершину всего бывшего) и чем именно были заражены исследователи этого материала, вроде П. Бюргера, поставившие в своих трудах во главу угла бинарное деление исторических фактов.
1.1.3.
Познавательный интерес авангарда к механизмам автоорганизации то и дело декларировался зачинателями этого диахронического смыслового ансамбля (склонность постсимволизма к само-толкованию, к публикации манифестов и программ, к предвосхищению возможной интерпретации созданного им — один из показателей свойственной ему абсолютизации имманентного). Вот общеизвестное: предпочтение, которое авангард отдавал внутренним отношениям в противоположность внешним, нашло свою манифестацию у Хлебникова в его теории «самовитого слова» — знака, составляющего реальность вне отсылок к внезнаковой реальности. Метонимичность авангардизма, заявленная в пастернаковской статье «Вассерманова реакция», где переносы значений по смежности объявлялись настоящим искусством в отличие от переносов по сходству, подразумевала, что у мира, в котором все вещи находятся в прямом контакте друг с другом, нет инобытийности, внешней (нарушающей континуальность) среды. В программной статье «О природе слова» Мандельштам провозглашал независимость культуры («эллинизма», по его словоупотреблению) от внеположных ей факторов: