Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Мне автор книгу из Парижа
Прислал в обложке crêpe de chine.

Она была, должно быть, третьим

Его трудом, но в ней, увы,
Не удалось того мне встретить,
Что важно в небе, — синевы <…>

Мне скажут; «Небеса — не книга».

Пусть так, но книга — небеса!..[461]

2.2.2. Сообщая значимость лишь иному, зачеркивая данное, Пастернак проводил мысль о том, что для книги нет мира, что она сосредоточена на самой себе:

Книга — как глухарь на току. Она никого и ничего не слышит, оглушенная собой, себя заслушавшаяся.[462]

Если социофизическая реальность и сравнима со знаковым универсумом, тогда с таким, в котором она исчезает как реальность, — с несуществующей книгой:

Громом дрожек, с аркады вокзала.
На краю заповедных рощ,
Ты развернут, роман небывалый.
Сочиненный осенью, в дождь;

(1, 220)

с запрещенным, изгоняемым из обращения текстом:

А сверху на простор
Просился гор апокриф;

(2,16)

с сочинением, прочитанным до конца и к тому же возвещающим конец того, кто его читает:

Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.

(2,86)

Объединимость мира с книгой преподносится Пастернаком как чудо, аномалия, отклонение от естественного порядка вещей:

Я видел, чем Тифлис
Удержан по откосам <…>

Он был во весь отвес,

Как книга с фронтисписом,
На языке чудес
Кистями слив исписан.

(2,15)

2.2.3. В поэзии Маяковского, где иное врастает в данное, книга составляет часть мира, жизненного обихода. Книга мира — это вывеска:

Читайте железные книги!

(41)

Текст, порабощенный социофизической средой, имеет лишь практическую функцию, утилитарен:

А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!
Приходите учиться <…>
Которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.

(175)

2.2.4. Постоянное стремление Хлебникова вмещать данное в иное, вело его к представлению о том, что мир интегрирован в книге. Хлебниковская парадигма мотивов мир-книга была исчерпывающим образом описана в статье А. А. Хансен-Лёве[463], откуда мы заимствуем приводимые ниже примеры.

По Хлебникову, природные элементы располагаются на страницах мировой книги:

Эту единую книгу
Скоро ты, скоро прочтешь!
В этих страницах прыгает кит
И орел, огибая страницу угла,
Садится на волны морские,

груди морей,Чтоб отдохнуть на постели орлана, —

(II, 3,69)

а наше восприятие реалий подобно чтению сообщений:

И я забыл прочесть письмо зари

;

(I, 2, 238)

А ветер — доставит записку.
На поиск! На поиск!
Пропавшего солнца;

(I, 1, 285)

Толстый священник сидел впереди,
Глаза золотые навыкате,
И книгу погоды читал

.

(II, 3, 141)

Мир развертывается во времени, записываясь в книгу; космос размещается на книжной полке:

Как грустен этот мир.
Время бежит — перо писарей <…>
Ах, если б снять с небесной полки
Созвездий книгу,
Где все уж сочтено.

(II, 3, 263)

Мир-в-книге — сам себе автор, писатель и его творение в одно и то же время:

Почерком сосен
Была написана книга песка,
Книга морского певца.

(II, 3, 357–358)

У рыбы есть тоже Байрон или Гете
И скучные споры о Магомете!

(III, 5, 46).

О Достоевский — мо бегущей тучи!
О Пушкиноты млеющего полдня!
Ночь смотрится, как Тютчев,
Замерное безмерным полня.

(I, 2, 89)