Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Подмена отсутствия присутствием составляет сущность абсурда. СР принадлежит к той же семантической парадигме, что и европейский театр абсурда или философия экзистенциализма. Однако, в отличие от только что названных явлений культуры на Западе, СР не был способен отрефлексировать абсурдность изображаемой им реальности. Теряя себя, мазохист, в том варианте этого характера, который превалировал в СР, утрачивал и способность к авторефлексии[489].

На вершину бытия человек в СР поднимается тогда, когда он приобщается небытию. Старый солдат из «Счастья» сообщает Воропаеву, что видел Сталина на Московском фронте, когда очищал поле битвы от вражеских трупов. Во второй книге романа Бубеннова «Белая береза» (1952) один из героев, Матвей Юргин, удостаивается беседы со Сталиным, умирая в полевом госпитале. Согласно Бубеннову, Сталин, наблюдающий в госпитале раненых, восклицает: «Бессмертный народ!»[490] Страдание как единственная форма мазохистского бытия — залог непрерывности бытия как такового.

Те, кого нет здесь и сейчас, тем не менее включены в актуальную для восприятия среду, окружающую героя (ср. всеприсутствие портретов вождей в повседневном обиходе сталинского государства или сохранение тела Ленина в мавзолее). Демобилизовавшийся Сергей Тутаринов из романа Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды» (1949) приезжает в Пятигорск, где никого не знает, но оказывается там в «Аллее героев» — среди говорящих изображений бывших боевых соратников:

Глаза у генерала были веселые, точно живые, и Сергею казалось, что вот-вот с полотна сойдет этот <…> генерал <…> и, подойдя к нему, скажет: «А, Сергей Тутаринов! Вот где мы встретились? Как же, как же, помню <…> воевал ты со славой! А теперь что поделываешь? <…> Строишь? Молодец, Тутаринов! <…> А где ж твоя Золотая Звезда? <…> Это, брат, никуда не годится!» <деидентифицированному мазохисту стыдно отличать себя от других; чтобы проделать эту операцию, он нуждается в приказе; если он и выделяется из среды, то через подчинение. — И.С.>. Сергей торопливо достал из кармана платок, в котором были завернуты орденские ленточки <…> и приколол их на грудь.[491]

Ничто из пережитого не уходит в прошлое, не делается достоянием истории. Тема «Кавалера Золотой Звезды» в целом — послевоенное мирное строительство, проводимое фронтовыми методами и с соблюдением — уже потерявшей актуальность — армейской субординации. (Местные власти выдвигают Сергея Тутаринова на пост председателя райисполкома; он не отвечает согласием до тех пор, пока не испрашивает разрешения у бывшего армейского начальника, генерала, который, в свою очередь, обращается за советом к политкомиссару.)

2.2.2. Мазохистское самоотрицание очень часто запечатлевается в такой сюжетной схеме, на входе которой один из двух объединенных в пару актантов покидает партнера по собственному почину, отказывается от приносящей ему счастье любви без вмешательства третьих лиц или роковых обстоятельств (чем эта схема отличается от архетипической конструкции любовного повествования, известного начиная с греческого романа и изображающего вынужденное разделение персонажей). Поскольку, однако, всякое не-присутствие вовне понимается в освещении мазохистской онтологии как присутствие, постольку сюжет, завязанный в мотиве разлуки, подытоживается обязательной встречей героев[492]. Такова, например, одна из нарративных линий в «Русском лесе» (1953) Леонова: жена профессора Вихрова бросает мужа, чтобы обрести собственное место в жизни; в концовке романа командированный к себе в родные места профессор случайно сталкивается с ушедшей от него многие годы тому назад женой, причем она стоит «…перед ним такая же молодая»[493], как и прежде, персонифицируя тем самым идею данной не-данности.