Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

В новопсевдоэпической «Палисандрии» Саши Соколова ее герой, Палисандр Дальберг, — это гермафродит, испытывающий половое влечение только к старухам, принимающий лишь грязевые ванны, коллекционирующий исключительно могилы и при этом удостаивающийся за свои литературные труды Нобелевской премии. Саша Соколов возвращает нас к позднему авангарду: семипалый Палисандр напоминает о трех- и четырехпалом писателе из «Козлиной песни» Вагинова[698]. Но уродство автора в «Козлиной песне» компрометирует литературный труд, тогда как гротескный автор у Саши Соколова, напротив, заслуживает награды.

В рассказе «Тело Анны, или Конец русского авангарда» Виктор Ерофеев ассоциирует авангардистское творчество с каннибализмом (героиня, чье тело то необычайно толстеет, то теряет в весе, съедает своего любовника).

В поэзии Д. А. Пригова монструозно лирическое «я», выдвинутое реальным автором текста на роль автора-для-читателей. Вот хотя бы один пример этой лирики (стихотворение, изображающее кастрацию скрипача):

Когда я маленький играл
На скрипке средь большого зала
То сзади крыса выползала
Вверх по штанине заползала
Вгрызалась в слабую мошонку
Мою и напрочь выгрызала
А я играл, играл, играл
Холодного большого зала
Посреди.[699]

Главного героя «Романа» В. Г. Сорокина зовут «Роман». Герой приезжает в идиллическую сельскую местность (вызывающую в памяти «Обрыв» Гончарова), собирается жениться, но незадолго до бракосочетания его кусает во время охоты бешеный волк. Обезумевший герой убивает самым бестиальным и кощунственным образом всех обитателей идиллического уголка и погибает сам. Для максималиста Сорокина автор чудовищен не как данный здесь и сейчас индивид, но как таковой, в своей всегдашности, в своей заключенности в тюрьму жанра: имя жанра и имя преступника совпадают. Эстетическое оказывается здесь началом непоправимо чудовищного. В «Месяце в Дахау» Сорокин дает свое (авторское) имя персонажу, который подвергается пыткам в концлагере (нацистское и сталинистское государства в этом тексте выжили и существуют до сих пор).

II. Типология постмодернизма

1. (Преступный) нарцисс

«…Новорожденный <…> тихо мечтал о том, чтобы все ушли»

(Лимонов, «Молодой негодяй»)

1.0. Ниже нам хотелось бы на минимуме примеров показать, к каким литературным результатам может вести несходство разных вариантов симбиотического характера. Мы приступим к этому, взяв прозу Лимонова и Мамлеева.

1.1. Творчество Лимонова — наиболее беспримесная и провоцирующая разновидность нарцисстского постмодернизма в русскоязычной литературе[700].

Первый роман Лимонова «Это я — Эдичка» строится таким образом, что у заглавного персонажа последовательно отнимаются по ходу повествования всяческие возможности установить связь с внешним объектом. Герой покидает Москву, куда некогда стремился попасть из провинции, и обосновывается в Нью-Йорке, но там жена уходит от него, а он сам оказывается выброшенным на дно американского общества. Эдичка отрекается от одного социального объекта (Москвы), не обретая взамен в Нью-Йорке новых общественно значимых ценностей и теряет при этом сексуальный объект. В дальнейшем мотивы утраченной собственности сменяются мотивами ошибочно выбранных объектов: Эдичка разочаровывается в любовницах, найденных им в Нью-Йорке, и не удовлетворен теми формами трудовой активности, которые выпадают на его долю. Объектная реализация либидо делается достижимой для Эдички лишь в случае гомосексуальной любви к таким же, как он сам, отверженным от общества, что нейтрализует сразу и половое и социальное отличие объекта от субъекта. Однако даже эти связи отмечаются как случайные и мимолетные. В конце текста герой так же одинок, как и во вступительной главе. Нарциссизм — один из вечных предметов изображения в мировой литературе[701]. В творчестве Лимонова нарциссизм становится свойством повествователя, который к тому же конституирован так, чтобы читатель идентифицировал его с реальным автором текста[702].

Погружение в себя и автоэротизм составляют неизменную характеристику Эдички на всем протяжении повествования: роман изобилует сценами, в которых герой занят самоанализом, самонаблюдением, воспоминаниями, мастурбацией, разглядыванием своих половых органов и т. п. Эдичка полностью автономен: он автодидакт, сам готовит себе пищу и шьет одежду. Ему не нужны подсобные предметы и орудия: он передвигается по Нью-Йорку только пешком, самостоятельно попадая в любую точку города.