Психолог

Но наутро в день поездки покраснел и кончик. Покраснел и вздулся. И безумно болел. Да, похоже на нарыв. И вот он уже ехал по их улице. Ну и что? На языке вертелся ответ. Психология. Наверно, и тут она. Но это сразу отпало. "Нет, - подумал он. - Ерунда, я же один из главных его покупателей. А больше пяти дней у них ни разу не гостил. Нет, психология ни при чем. Если б не девчонки, мне бы и на нарыв наплевать. Я, как покупатель, имею на это полное право, я столько у него покупаю, что и на два нарыва вполне бы мог наплевать".

И, входя в холл, пожимая руки хозяину с хозяйкой, он был чуть ли не груб, вел себя почти в том хамском духе, который возмущал его в неотесанных покупателях, когда он лично имел несчастье принимать их у себя. Отборная шантрапа. Только потому, что он покупатель, такой расхаживает у тебя по дому и распоряжается слугами, будто и то и другое его собственность.

Д. вдруг поймал себя на наглой походке, заметил снисходительные нотки в своем голосе и сам себе удивился. Но когда он вошел в комнату и метнулся к зеркалу, чтобы убедиться, что никакого нарыва у него нет, он сразу все понял. Нос безобразно вздулся - напоминал переспелую клубничину, щеки же уныло желтели. Он от ярости был готов ломать мебель. Нарыв. Именно сейчас. В доме у В. Да что он сделал? Чем заслужил такую чудовищную несправедливость?

В первый момент он решил отсиживаться в комнате, вызвать врача. Он воображал взгляды девчонок. Они не встретили его в холле - лишнее доказательство совершенной безответственности по отношению даже к главным покупателям, без чьих заказов им бы зады нечем было прикрыть. Но вот с лестницы донеслись их голоса, они болтали и смеялись - над чем-то, над кем-то. Он воображал, как они уставятся на его нос, как Этта уставится. И вдруг он в бешенстве решил: "А ну их к черту". Плевать он хотел на все это бабье. Пусть хихикают, пусть стрекочут. "Господи, ведь они же не понимают, каково будет В., если я сделаю закупку у З. А цены у З. не хуже, у него даже лучше цены. Конечно, я на это не пойду. Не тот я человек. Я не поддаюсь столь низменным чувствам, вот вам пример - нарыв. Я знаю, девчонки будут смеяться, но мне совершенно все равно".

И он спустился к ленчу и так пронзал Этту взглядом, что той пришлось убежать из столовой, не дождавшись сладкого. Она лопалась от смеха. И понадобился весь материнский авторитет, чтоб заставить ее выйти к чаю.

- Мамочка, я же расхохочусь, если он опять на меня уставится. Тут бы никто не выдержал. И главное этот нос. Да что с ним такое, по-твоему? Что я ему сделала?

- Ну, детка, просто ты ему нравишься. Помнишь - в прошлом году?

- Ничего я не помню. Я ничего не заметила. По-моему, я двух слов с ним не сказала. Разве что из вежливости. Ты говорила, он под большим впечатлением, но я не понимаю почему. А если даже и так - мне-то что? Это не мое дело.

Но тут миссис В. ее отчитала. Она подчеркнула, что Д. гораздо лучше других покупателей. Несколько робок, провинциален, слегка, может быть, неотесан, но зато он джентльмен. И он очень состоятелен, почти богат. Она вовсе не призывает Этту его поощрять - ничуть. Он для нее чересчур стар и чересчур серьезен, совершенно не ее тип, но пора уж иметь чувство ответственности и научиться отличать людей, достойных уважения: солидных, положительных, твердо стоящих на ногах - от молодых лоботрясов, которые только отнимают время у других и сами убивают время, гоняя взятые напрокат машины.

Этта нашла, что у матери ужасные понятия о любви и браке. Но к чаю вышла и передавала Д. булочки не просто с серьезным лицом, но и с нежной заботливостью.