Той магической энергии, что при рождении доставалась дракончику от родителей и мировой ауры, хватало максимум на сто лет, а чтобы обрести крылья и пополнить запас магии на вторую часть жизни, он должен был пройти обряд венчания и инициации. Собственно говоря, такой инициацией становилась первая брачная ночь: молодые драконы проходили в храме древнейший ритуал, связывающий их пожизненными супружескими узами, а после совместной ночи, переполненные новой магией, они выходили на край самого высокого скалистого обрыва и, взявшись за руки, бросались вниз. Во время падения они впервые в жизни прямо в воздухе оборачивались, меняя ипостась, и вверх взмывали два могучих и прекрасных полноценных дракона.
— О-о-о-о, — протянула Лера, впечатленная нарисованной картиной. Но практицизм взял свое, и она уточнила: — А если не получится обернуться? Или с непривычки в крыльях запутаются? В первый раз же!
— Обернутся обязательно — древний ритуал не для красоты проводят, — неодобрительно отмахнулся Эриас. — И не запутаются — у драконов врожденное умение летать, как у птиц.
— М-да, птенцов тоже из гнезд выбрасывают, — согласилась Лера. — То есть несчастных случаев история не зафиксировала?
— Нет!
— Я просто проясняю непонятные моменты, — миролюбиво напомнила Лера. — В моем мире нет драконов, помните? Объясните мне, какое значение для драконов имеет счастье в браке, если ритуала и совместной ночи достаточно, чтобы пробудить в них магию и способность к обороту?
— Если дракон женится на драконице, то счастье не так уж и важно, — ответил Эриас. — Но, к сожалению, как вы верно заметили — драконов мало…
Да, пару в своей расе до столетнего юбилея находили не все. А после ста лет дракон окончательно лишался своей магии и возможности обрести вторую ипостась. Поэтому у расы драконов был еще один обязательный ритуал: в день своего столетия не обретший пару дракон-человек приходил на тот же высокий скалистый обрыв и бросался в пропасть. Легенды говорили, что это последняя возможность чудом обрести крылья, но чуда еще ни разу не случалось, а падающий на дно ущелья человек последние остатки магии преобразовывал в огонь и добровольно сжигал самого себя. На дно ущелья осыпался лишь его пепел.
— А если он не спалит себя? — хрипло спросила напуганная Лера.
— Разобьется насмерть. Если не умрет сразу, то будет долго и мучительно умирать от множественных ран на каменном дне ущелья, без еды и питья, на жаре или морозе. К умирающему дракону приближаться строго запрещено, да и не рискнет никто спуститься вниз на сотни шагов по отвесной скале — это же верная смерть для любого человека: если не свернет себе шею, упав со скалы, то его убьет мощной магической вспышкой, когда дракон испустит последний вздох. Так что сгорают все, по-другому еще не бывало, драконы не проявляют слабости перед лицом смерти, а отказ от самосожжения — это бесчестье по меркам драконов. Кто не смог обрести крылья, тот жить недостоин.
— Как же их обрести, если драконицы или дракона в пару не нашлось? Причем тут бесчестье и обязательный эшафот?!
Теперь Лера не возмущалась ранними помолвками. При такой жуткой альтернативе и впрямь лучше с пеленок знать, что у тебя есть спутник жизни! И жениться лучше пораньше, не дотягивая до крайнего срока.
— У драконов другие нормы поведения, людям порой трудно их понять, — ответил Эриас.
— И что, часто в вашем мире бывают такие добровольные самосожжения?
— Пару раз в столетие бывают, — кивнул Эриас.
Лера сглотнула ком в горле и постаралась переключиться на текущие насущные проблемы:
— Погодите, погодите! Давайте ближе к нашему делу, то есть телу. Тьфу, то есть ближе к золотому дракону. У него брачный ритуал прошел со сбоем? Поэтому он не умеет оборачиваться? Почему же не разбился после первой ночи?