Психологическая защита

Нашу книгу мы начали с примера психозащитной переработки ситуации экзистенциальной встречи со смертью. Музиль продемонстрировал нам многие уловки сознания и поведения в рациональном и социально организованном овладении ситуацией встречи танатоса с либидо. Мы возвращаем читателя к введению. Здесь же мы указываем на одну небольшую деталь в описании поведения людей при столкновении со смертью реального конкретного человека. Писатель психоаналитически точно подметил, что в суетливом поведении вокруг несчастного "никто, собственно, не преследовал этим никакой другой цели, кроме как заполнить время, пока со спасательной службой не прибудет умелая и полномочная помощь" [38, с.33]. Вряд ли Музиль знал об опытах современного ему психолога Курта Левина, но совпадение поразительно. К.Левин показал, что в бессмысленной, незаструктурированной ситуации человек ищет рациональную опору для своего дальнейшего поведения. В одной из экспериментальных серий психолог оставлял испытуемого одного на довольно продолжительное время. Прождав 10–15 минут, испытуемый, так и не дождавшись экспериментатора, впадал в состояние колебания, растерянности и нерешительности. Одна из испытуемых придала своему бессмысленному ожиданию цель, связав свои дальнейшие действия с часовой стрелкой. Она решила: "Как только стрелка займет перпендикулярное положение, я уйду". Благодаря данному действию испытуемая видоизменила свое "психологическое поле", сняла таким образом напряженное состояние, возникающее в результате попадания в бессмысленную ситуацию. Она перевела свое бессмысленное состояние в субъективно осмысленное.

В экспериментах другого психолога, Коффки, испытуемым давался ряд бессмысленных поручений. При этом обнаружилась тенденция к их осмыслению, поискам смыслов, приданию смысла совершено бессмысленным действиям.

Примеры со структурированием времени и внесением смысла в ситуацию призваны показать, что рационализация как защитный механизм проявляется не только в умственной, когнитивной сфере, но и в поведенческой, другими словами, когнитивная рационализация передается в поведенческом сопровождении. В этом случае поведение выстраивается жестко рационально, по алгоритму, никакой спонтанности не допускается. Поведение превращается в ритуал, который несет смысл только при точном своем соблюдении. В дальнейшем когнитивное обоснование ритуала может уйти, исчезнуть, забыться, остается только воля и ее автоматическое исполнение. Ритуализация завораживает, "заговаривает" действительность. Такая связь когнитивной рационализации с риту- ализацией поведения наводит нас на вопрос о том, не является ли обцессивный невроз (невроз навязчивых состояний) следствием такой смычки в рационализации. Вспомним детские заговоры: "Кто на черточку наступит, тот Ленина погубит". Навязчивое поведение успокаивает, снимает страх (заметим, только на время) в том случае, если оно рационализировано, "обосновано". А рациональное обоснование с необходимостью требует точного и тщательного исполнения навязчивого действия (мытье рук, запирание в определенной последовательности всех замков и запоров и т. д.).

Рационализация направлена на сохранение статуса кво жизненной ситуации. Нежелание перемен необходимо обосновать. Для этого прекрасно подходит рационализация.

Рассмотрим ситуацию Обломова, в частности письмо его к Ольге. Обломова страшит любовь Ольги, она "выдернет" его из привычного ему состояния лени и душевного покоя. Эта любовь хлопотна для него. Обломов боится, что любовь к Ольге сделается "не роскошью жизни", а необходимостью. Как он пишет сам: "Все это (сердечные волнения, тревоги и радости) к лицу молодости, которая легко переносит и приятные и неприятные волнения; а мне к лицу покой, хотя скучный, сонный, но он знаком мне; а с бурями я не управляюсь".

К какому иезуитски-интеллигентному приему он прибегает в письме! Он пытается втолковать Ольге, что ее любовь, хотя и искренняя, но "ненастоящая; это только бессознательная потребность любить, которая за недостатком настоящей любви, за отсутствием огня, горит фальшивым, негреющим светом, высказывается иногда у женщин в ласках к ребенку, к другой женщине, даже просто в слезах или истерических припадках". Ее любовь к нему, дескать, только преддверье, пролог. И когда она (любовь) действительно придет, ей будет стыдно.

Ольга прекрасно распознала внутренние мотивы, побудившие Обломова написать это письмо, мотивы эти сугубо эгоистичны; Обломов предвидит такой конец: он устанет от любви, как устал от книг, службы, от света, он побоится уснуть вдруг около нее. Он побоится, что любовь станет необходимостью, что любовь потребует от него каких-то обязательств.

Обломов — великолепный, часто встречаемый образец мужского поведения в любовных отношениях — это постоянный уход от обязательств. Обломов — одновременно пример мужчины, инициирующего разрыв, но подкидывающего своим любимым рационализации, псевдообъяснения: "Я не достоин твой любви" [18].