Человек может в процессе тренировки воспитывать в себе способность живо и ясно представлять ранее воспринятые предметы. В учебной и практической деятельности мы всё время имеем дело с представлениями, но обычно как-то скользим по их поверхности, не останавливаем на них нашего внимания, не подчёркиваем их.
Когда мы читаем какое-нибудь художественное произведение, последнее вызывает у нас массу живых, конкретных образов. Однако мы сплошь и рядом не замечаем их, не выделяем.
В любой практической деятельности, например при чтении какого-нибудь художественного произведения, мы можем добиться очень ярких представлений. Какое-нибудь стихотворение, которое нам хорошо известно, которое мы читаем почти машинально, не сопровождается у нас никакими образами или же сопровождается весьма неясными представлениями. Но когда мы читаем эта стихотворение так, что обращаем внимание на соответствующие образы, они становятся у нас яркими и конкретными.
Возьмём, например, следующее четырёхстишие А. С. Пушкина:
Если мы при этом попробуем ясно и отчётливо представить себе соответствующие образы — летучий снег, невидимку-луну и т. д., мы можем добиться очень определённой яркости и живости этих представлений.
В обычной нашей практической деятельности мы часто не фиксируем нашего внимания на представлениях. Так обыкновенно бывает при заучивании стихотворения наизусть в процессе обычной учебной работы. В результате получается известная неудача при ответе заученного: если ученик, у которого ярких представлений нет, попробует прочесть заученное стихотворение, то произойдёт лишь простое звуковое воспроизведение заученного, а отнюдь не чтение художественного произведения. Актёр же, который читает стихотворение так, что оно производит на вас впечатление, обязательно имеет в это время яркие представления.
И при изучении иностранного языка требуется наличие ярких представлений, в первую очередь слуховых. Часто бывает, что мы изучаем иностранный язык, пользуясь только зрительными представлениями. Свой же родной язык мы имеем больше в слуховых представлениях.
Изучая иностранный язык, мы чаще смотрим в книгу и пишем, чем говорим. Изучая иностранный язык, мы устанавливаем определённые связи между родным языком и иностранным, но родной язык мы имеем преимущественно в слуховых образах, тогда как иностранный — чаще всего в зрительных; этим несоответствием в ряде случаев и объясняется трудность изучения иностранного языка.
С помощью внимания мы можем добиться также и большей или меньшей устойчивости наших представлений. Обычно представления неустойчивы, но когда в связи с практической работой нужно иметь устойчивые представления, мы можем выработать у себя способность длительно удерживать эти представления.
К. С. Станиславский обратил внимание на то, что удача или неудача работы актёра зависит от его способности владеть своими представлениями. Каждый актёр — это определённый живой человек, а на сцене он изображает персонаж из той или другой пьесы.
Чтобы успешно изобразить эту роль, он должен войти в систему представлений, которые связаны с характером изображаемого лица, и он должен в течение всей своей игры, в течение всего того времени, когда находится на сцене, держать себя в круге именно этих, а не каких-либо других представлений. Если артист играет Отелло, всё его поведение на сцене — и мимика лица, и те движения, которые он делает, когда берётся за оружие, за головной убор и т. д., — должны исходить не от него самого, а от Отелло. А для этого он должен уметь удерживать в течение длительного промежутка времени, пока он находится на сцене, те представления, которые характерны для Отелло.
Опытный актёр в течение всего акта удерживает требуемые представления при помощи волевого сосредоточения внимания, к которому он приучил себя. В основе же этого сосредоточенного и преднамеренного внимания лежат регулирующие механизмы второй сигнальной системы, вызывающие продолжительные следовые возбуждения.
Самой распространённой является классификация представлений по видам рецепторов, с которыми они связаны. Исходя из этого, все представления делят обычно на зрительные, слуховые, осязательные, обонятельные, двигательные и т. д.
Такое деление представлений не совсем верно. Как правило, у нас нет отдельно зрительных, как нет и отдельно слуховых или отдельно двигательных представлений. Мы всегда имеем представления, в которых слиты следы разных ощущений: и зрительных, и слуховых, и двигательных.
Наши представления суть образы когда-то воспринимавшихся нами предметов, причем эти восприятия осуществлялись в прошлом с помощью не одного какого-то анализатора, а ряда анализаторов, воспринимали этот предмет одновременно с помощью и зрения, и слуха, и осязания. Поэтому и представления об этом предмете у нас носят слитный характер.