«Таким образом, — говорит И. П. Павлов, — кинэстезические клетки коры могут быть связаны, и действительно связываются, со всеми клетками коры, представительницами как всех внешних влияний, так и всевозможных внутренних процессов организма. Это и есть физиологическое основание для так называемой произвольности движений, т. е. обусловленности их суммарной деятельностью коры».
Таков анатомо-физиологический нервно-мышечный аппарат, с помощью которого осуществляются произвольные движения. Как говорит И. М. Сеченов, для произвольных движений нет ни особенных двигательных нервов, ни особенных мышц: все они выполняются с помощью тех же нервно-мышечных приборов, что и невольные движения, однако как результат суммарной работы всей коры. Это положение имеет основополагающее значение для правильного понимания физиологического механизма произвольных движений.
Как подчёркивает И. П. Павлов, нервная система, управляющая движениями, очень сложна и громоздка; она до такой степени преобладает в массе мозга, что даже небольшое разрушение его вызывает расстройство движений. Человек рождается на свет с нервной системой, которая обеспечивает ему возможность самых разнообразных движений, однако лишь очень небольшое число из них являются врождёнными.
Как говорит И. М. Сеченов, все произвольные движения суть движения, заученные под влиянием условий жизни: «у ребёнка, при его рождении на свет, кроме абсолютно непроизвольных движений (сосание, глотание, дыхание, кашель, чихание и пр.), нет никаких правильно комбинированных движений — все они заучиваются в детстве мало-помалу (смотрение, ходьба, речь, схватывание всею рукою или отдельными пальцами, употребление руки как рычага и пр.), и именно эти-то движения и становятся по преимуществу произвольными, хотя взрослый человек имеет возможность производить произвольно и невольные акты сосания, глотания, дыхания, кашля и пр.».
Произвольные действия не имеют той трафаретности, которая свойственна врождённым инстинктивным действиям. Приобретаемые человеком в процессе жизненной практики в связи с теми или другими условиями его существования, они, прежде чем стать привычными, имеют характер новизны, являются каждый раз открытием и усвоением нового способа поведения.
Учение И. М. Сеченова и И. П. Павлова об обусловленности произвольных действий материальными процессами в мозгу нанесло решительный удар по идеалистическим теориям воли, рассматривавшим произвольные действия как спонтанное проявление человеческого духа, отрывавшим сознание от мозга и воздействий на него внешней среды.
Вместе с тем это учение разоблачает псевдонаучность теорий, проповедуемых бихевиористами, которые, выступая якобы с позиций материализма, на деле механистически понимают природу произвольных действий: отрицая роль сознания в поведении человека, бихевиористы рассматривают даже самые сложные действия человека, как возникающие в результате механического отбора в процессе многократно повторяемых «проб и ошибок». Отсюда они приходят к механистическому построению процессов обучения и тренировки, которые по их понятиям должны строиться не на сознательном усвоении учащимися учебного материала, а всего лишь на его многократном механическом повторении.
Создатель теории «проб и ошибок» американский психолог Торндайк утверждал, что человек, как и животное, усваивает тот или иной новый для него вид действий путём механического отбора и комбинирования уже известных движений. Вынужденное действовать в новых для него условиях, животное бессознательно применяет те или другие движения. Некоторые из этих движений оказываются неудачными и не приводят к успешному решению стоящей перед животным задачи.
Такие движения не закрепляются в двигательном опыте животного, начинают повторяться всё реже и реже и наконец совсем прекращаются. Иначе обстоит дело с теми движениями, которые чисто случайно оказались удачными: связанное с ними успешное решение задачи содействует тому, что они закрепляются в поведении животного, становятся всё более и более частыми и наконец единственными при данных условиях.
Например, кошка, запертая в клетку, из которой она может выйти только тогда, когда «научится» пользоваться механическим приспособлением (щеколдой), отпирающим дверцу клетки, вначале совершает много самых разнообразных движений: прыгает, трётся о стенки клетки, просовывает лапы между прутьями и т. д. Большинство этих действий оказывается неудачными и постепенно отпадают.
Но вот совершенно случайно кошка задевает лапой за щеколду, и дверца отворяется. Такая удачная «проба» имеет тенденцию повторяться и закрепляться в нервной системе кошки: постепенно число неудачных попыток сокращается, число успешных становится всё более частым, пока, наконец, этот успешный способ действия не станет единственным; будучи опять посажена в клетку, кошка сразу подходит к дверце, нажимает лапой на щеколду и получает свободу.