Впрочем, анализировать так называемые апперцептивные процессы, выходящие из рамок непосредственного восприятия, едва ли стоит, ибо такие процессы встречаются в нашей психической жизни в бесконечном разнообразии. Слово «апперцепция» может служить названием для совокупности всех психических факторов, названных нами ассоциациями, и легко видеть, что данный объект опыта вызовет в нас то или другое представление в зависимости от обладаемых нами в данную минуту «психостатических условий» (выражение Льюиса), иначе говоря, от нашего характера, привычек, памяти, воспитания, предшествующего опыта и настроения в данную минуту — словом, от всей нашей природы и психического склада. Мы ничего не выиграем в полноте психологических знаний, если будем называть всю совокупность этих психических факторов апперципирующей массой, хотя в известных ситуациях, конечно, такое название удобно. Я склонен думать, что это название лучше было бы заменить термином Льюиса «ассимиляция», как наиболее подходящим в данном случае.
Апперципирующая масса рассматривается немецкими психологами как активный фактор, апперципируемое ощущение — как пассивный, подвергающийся обыкновенно модификации со стороны первого фактора. Наше познание слагается из взаимодействия того и другого факторов, но, согласно замечанию Штейнталя, апперципирующая масса сама нередко видоизменяется под влиянием ощущения. Вот что он говорит по этому поводу: «Хотя апперципирующая масса более сильный фактор в познании, однако можно также встретить и такие процессы апперцепции, где новое впечатление значительно видоизменяет или обогащает апперципирующую группу идей. Ребенок, никогда не видавший никаких столов, кроме четырехугольных, видит в первый раз круглый стол — и его апперципирующая масса («стол») тотчас обогатилась. К его прежним сведениям о столе присоединяется новая черта: столы не должны быть непременно четырехугольными — они могут быть круглыми. В истории науки нередко случалось, что известное открытие, будучи раз апперципировано, т. е. поставлено в связь со всей системой нашего знания, модифицировало всю систему. Впрочем, принципиально мы должны придерживаться следующего правила: хотя оба фактора познания могут быть и активны, и пассивны, преобладающая активная роль принадлежит апперципирующей массе».(«Einleitung in die Psychologie und Sprachwissenschaft»).
Гений и рутина привычного мышления.
Замечание Штейнталя вполне выясняет глубокое различие между психологическими концептами и тем, что мы называем концептами в логике. В логике понятие неизменно, но то, что мы называем «понятиями о вещах» в обыденном смысле слова, изменяется при употреблении. Наука поставила себе цель добиться такой адекватности и точности понятий, при которой нам нет надобности более изменять их. В наших умах идет постоянная борьба за их обновление. Наше воспитание есть непрестанный компромисс между консервативным и прогрессивным факторами. Каждый новый опыт должен быть отнесен нами под известную рубрику, обнимающую некоторую группу впечатлений из минувшего опыта. Вся задача при этом заключается в подыскании такой рубрики, которая нуждалась бы в наименьшей модификации для того, чтобы под нее можно было подвести новый факт.Некоторые жители Полинезии, впервые увидев лошадей, стали называть их свиньями, так как рубрика «свиньи» была в их языке наиболее подходящей для никогда не виданного животного — лошади. Мой двухгодовалый сын играл целую неделю с апельсином, который увидел в первый раз, называя его мячиком. Его кормили яйцами всмятку, которые подавались ему без скорлупы в жидком виде, вылитые в стакан; когда ребенок увидел впервые цельное яйцо, он назвал его картошкой, так как раньше он видел и ел картофель без кожуры и знал его название. Складной карманный пробочник мальчик не колеблясь назвал «дурные ножницы».
Немногие из нас могут с легкостью образовывать новые рубрики и подводить под них новые впечатления опыта. Большинство все более и более порабощаются привычным запасом концептов и все более и более теряют способность ассимилировать новые впечатления в непривычных комбинациях. Короче говоря, рутина привычного мышления составляет для каждого из нас в известный момент жизни предел «его же не прейдеши». Явления, идущие вразрез с установившимся, привычным способом апперцепции, просто-напросто не принимаются в расчет — игнорируются нами; или в тех случаях, когда мы вынуждены признать их существование, через сутки признанные нами факты снова как бы исчезают для нас, и малейшие следы неассимилированных фактов совершенно улетучиваются из нашего сознания. В сущности гениальность заключается почти только в способности воспринимать объекты не совсем обычным, не рутинным путем.