Психология человеческих возможностей

Тут возникает интересный вопрос: можем ли мы назвать себя школой? В некотором смысле да, потому что мы обретаем определенное знание и в то же время понимаем, как изменить свою сущность. Но я должен отметить, что в начале нашей работы, то есть в 1916 году в Санкт-Петербурге, мы поняли, что школа в полном смысле этого слова должна состоять из двух уровней: на первом люди № 1, № 2 и № 3 учатся быть людьми № 4, а на втором люди № 4 учатся быть людьми № 5. Если в школе два уровня, она дает больше возможностей, потому что двойная организация такого рода способна обеспечить большее разнообразие опыта и ускорить и упрочить работу. Поэтому, хоть в некотором смысле мы и можем называть себя школой, лучше использовать это название для организации большего масштаба.

Что делает школу школой? Во-первых, понимание принципов школьной работы и дисциплины, а также ее правил. Когда люди приходят на лекцию, им сообщают об определенных правилах, которые они должны соблюдать. Эти правила представляют собой условия, на которых людей принимают и дают им знания. Соблюдение этих правил и условий является первой платой.

Первое правило, о котором я узнал, было таково: не писать ни о чем из того, что я услышу. Позднее вы узнаете, что я ответил на это и как эта проблема была решена. Это правило означает, что вы не должны писать без разрешения человека, обучающего вас, а если вы получили его разрешение, то обязаны сослаться на человека, от которого узнали об этих идеях, и на источник этих идей.

Когда я напечатаю «В поисках чудесного», вы сможете записывать. Пока эта книга не опубликована, вы не должны этого делать. После выхода книги в свет это условие отпадет, но не раньше.

Затем есть и другие правила: не говорить. Это означает, что вы не должны делать эти идеи темами повседневных разговоров, без цели и смысла. А если вы говорите с определенной целью и осмысленно (я имею в виду, с людьми другого круга), нужно быть осторожными и не говорить слишком много. Не забывайте: люди должны платить за то, что слышат. Таков принцип работы, и у вас нет права передавать идеи людям, которые за них не платят. В любом случае, сначала лучше получить разрешение, прежде чем говорить.

Теперь я хочу обсудить одно правило, которое было введено в этих группах и является очень важным. Я должен объяснить, как это правило возникло, но прежде коротко опишу историю этой работы. Я встретился с этой системой в 1915 году в России. В Москве существовала группа, которой руководил Г. И. Гурджиев, приехавший в Россию из Центральной Азии. Я многое узнал, работая с ними, но в 1918 году отделился, потому что моя точка зрения начала расходиться с основными принципами группы. Вскоре после этого почти все члены группы, кроме четырех человек, оставили мистера Г.

Я снова встретил мистера Г. в 1920 году в Константинополе и вновь попытался с ним работать, но вскоре понял, что это невозможно. В начале 1922 года, когда я был уже в Лондоне, мистер Г. пришел ко мне и рассказал о своих планах новой работы, которую он собирался начать в Англии или Франции. Я не слишком верил в эти планы, но решился на последний эксперимент и пообещал помочь ему в организации работы. В последнее время у меня уже были группы в Лондоне. Через некоторое время работа мистера Г. началась во Франции. Я собрал для него деньги, и многие из моих людей отправились к месту, которое он приобрел в Фонтенбло на их деньги. Я приезжал туда несколько раз и продолжал делать это до конца 1923 года, когда понял, что все в Фонтенбло идет не так, и решил окончательно распрощаться с мистером Г.

Если вы спросите меня, что было не так, я отмечу лишь одно, чего в действительности было достаточно, чтобы испортить все. К тому времени мистер Г. отказался почти от всех принципов, которым учил нас в России, – в частности от принципов, связанных с отбором и подготовкой людей к работе. Он начал принимать людей безо всякой подготовки, назначал их на ответственные места, позволял говорить о работе и так далее. Я видел, что его работу постигнет крах, и отделился от него, чтобы спасти работу в Лондоне.

В январе 1924 года я сообщил своим группам в Лондоне, что оборвал все связи с мистером Г. и его группами и продолжу свою работу в Лондоне самостоятельно, как было и в 1921 году. Я предложил им выбор: остаться со мной, последовать за мистером Г. или вообще отказаться от работы. В то же время для тех, кто решил остаться со мной, я ввел новое правило, а именно: не говорить о мистере Г. и не обсуждать причины провала работы в Фонтенбло. Я ввел это правило потому, что хотел пресечь полет воображения, так как люди, не зная ничего, предавались фантазиям или повторяли злые слухи, распространяемые новыми учениками мистера Г., которых он, с моей точки зрения, вообще не должен был допускать до работы. Я сказал, что все, кто хочет обсудить эту тему, должны обращаться ко мне.