Психология до «психологии». От Античности до Нового времени

Также важно понимать, что Эпикур не только развивал определенное учение. Он действительно был создателем настоящей философской школы. Его ученики собирались вместе в принадлежавшем Эпикуру саду, многие жили там вместе; в школе были более опытные люди, считавшиеся наставниками, учителями, и были ученики. Эпикур настаивал на очень большой открытости между учителем и учеником. Он говорил о том, что, например, учитель не должен смущаться обличить ученика, если он видит что-то, что мешает ему жить в полноте, если он видит, что ученик не к тому стал стремиться, если он видит, что ученик живет так, что чистую радость он заглушает какими-то вещами – наносными, не теми. Ученик не должен обижаться, он должен прямо выслушивать учителя, и если он слышит это слово прямо и понимает, что учитель прав, то он должен всерьез это слово воспринять. Также в школе Эпикура впервые начинает практиковаться что-то вроде исповеди, которая, конечно, не основана, как христианская исповедь, на даре вязать и решить, а скорее соответствует психологическому моменту исповеди как потребности человека открыть свою душу и в этой открытости оказаться не презренным, не отвергнутым, а всерьез услышанным, принятым, прощенным другим человеком. Это тоже очень важный аспект. Эпикур знает, что человека могут тяготить мучения совести, что человек может порой поступить так, что он будет мучиться не от страха смерти и не от излишеств, а оттого, что он гадко поступил. И нужно это разрешить. Потому что, опять же, если человек на этом просто застрянет, его жизнь не будет протекать в полноте, не сможет быть исполнена чистой радости. И вот эпикурейцы признаются в своих проступках перед другими эпикурейцами. Они здесь оказываются абсолютно открыты. Они способны услышать от другого о чем-то, что тот совершил, и не отбросить его, не разорвать с ним отношения, а проявить к этому человеку человеческую милость, услышать, принять и помочь человеку это бремя хотя бы отчасти как-то разрешить. С тем чтобы жизнь его текла в полноте радости.

Вот такая интересная, на мой взгляд, философская школа. Чем больше я о ней думаю, тем больше для себя нахожу каких-то очень глубоких и серьезных моментов. Не столько на уровне догматически затверженных эпикурейцами положений, сколько на уровне практики жизни и того, к чему эти люди стремятся – к полноте проживания каждого момента. К проживанию жизни как радости.

Школа стоиков. Тоже одна из очень заметных школ, появляющихся в начале эллинистического периода – около 300 г. до н. э. Основатель школы – Зенон (ок. 334 – ок. 262) из города Кития. Название школы происходит от места, где собирались стоики, – это место называлось «Пестрый портик», «Пойкилос стоя». В этом Пестром портике в Афинах собирались первые ученики Зенона. Если Эпикур говорит, что человек стремится к удовольствию, то Зенон удерживает линию, идущую от Сократа, и настаивает на том, что по-настоящему человек стремится и должен стремиться к благу. Зенон как бы пытается философски доосмыслить утверждение Сократа о том, что с хорошим человеком не может быть ничего дурного ни при жизни, ни после смерти. Утверждение, которое Сократ произносит, согласно Платоновой «Апологии Сократа», на суде.

Зенон развивает это утверждение следующим образом. А что такое плохое? Дурное? Что может произойти с человеком? Собственно, происходит ли с Сократом, по мнению его самого, нечто дурное, когда его осуждают на смерть и когда он пьет цикуту? Нет, Сократ это так не видит. Потому что дурное для него – это не умереть, не быть несправедливо осужденным и т. п. Дурное для него – это дурно поступить самому. Поступить безнравственно, подло, трусливо – вот что поистине дурно. Поэтому, собственно, если человек оказывается нравственно стоек в любой ситуации, то с ним ничего дурного быть не может. Хороший человек – это тот человек, который способен остаться нравственным в любой ситуации, что бы с ним ни произошло. С таким человеком действительно ничего дурного случиться никогда не может. Любая самая страшная ситуация не лишит его человеческого достоинства. Он все равно остается человеком, поступит нравственно. Сократ остался Сократом даже перед лицом смерти.