Психология древнегреческого мифа

Пенелопа все еще покоилась в чудесном сне, навеянном на нее Афиной; она не слышала ни лязга оружия, ни криков и стонов сражающихся. Когда теперь Евриклея, разбудив ее, ей сказала, что Одиссей вернулся и восторжествовал над врагами своего дома – она сначала подумала, что старушка помешалась. Ее настойчивость, однако, заставила ее призадуматься; она все еще не решалась поверить в свое счастье: испытанная горем женщина заподозрила обман. Ее вчерашний собеседник теперь называл себя ее мужем – тем ее мужем, которого она не видела двадцать лет; посмотрим!

Она спустилась к нему в хорому, села против него, стала смотреть ему в глаза – то как будто признает, то как будто нет. Тщетно укорял ее Телемах. «Если он действительно мой муж, – сказала она, – то у нас есть примета». Настала ночь; Одиссей вздохнул. «Что же, постели мне ложе здесь», – сказал он Евриклее. «Да, – подтвердила Пенелопа, – вынеси ему сюда из терема его кровать». – «Мою кровать? – удивился Одиссей. – Как же она ее вынесет, когда одна ее ножка – пень маслины, глубоко запустивший свои корни в почву?» Тут только Пенелопа бросилась ему на шею. «Теперь я убедилась, что ты – Одиссей, – сказала она, – это была та тайная, только нам с тобою ведомая примета».

На минуту засияло счастье, но только на минуту; впереди была еще гроза. Отцы убитых женихов узнали про постигшее их несчастье; вместо того чтобы пенять на себя, что они не удержали своих сыновей от насилия, они стали возбуждать народ против Одиссея. «Хорош царь, – говорили они, – всю свою рать растерял на войне и в странствиях, а теперь, вернувшись, истребил и подросшую силу страны». Не желая, чтобы его городской дворец стал предметом нападения, Одиссей со своими верными слугами удалился к загородному хутору, занимаемому его престарелым отцом Лаэртом. Велика была радость старца – уж не думал он когда-либо в жизни увидеть своего сына. Но время не ждало: вражий отряд, предводительствуемый отцом Антиноя, приближался к хутору. И тут бы опять произошло кровопролитие; уже пал отец Антиноя, пораженный копьем Одиссея. Но голос благоразумия восторжествовал; посредником явился старый Ментор… если только это не была опять Паллада в его образе. Был заключен мир.

Одиссей был признан царем, и для Итаки опять настали счастливые времена.

72. Смерть Одиссея

Под мудрым правлением Одиссея расцвел и его дом, и вся страна. Роскошные дары феакийцев возместили убытки, причиненные бессовестным хозяйничаньем женихов; его же работу благословили боги – и Зевс, и Деметра, и особенно Паллада. Один по-прежнему оставался ему враждебным: это был Посидон. Одиссей помнил пророчество, данное ему некогда на том свете Тиресием о том, как ему замолить гнев ретивого бога морей; и для этого ему пришлось бы опять покинуть его любимую Итаку, опять стать странником и скитальцем. Удивительно ли, что он откладывал время этого нового подвига?

Годы шли; Лаэрт тихо скончался. Телемах возмужал и стал способен управлять самостоятельно и царством и домом. Тогда наконец Одиссей решился исполнить лежащий на нем долг совести. Поставленная ему Тиресием задача состояла в следующем: ввести почитание Посидона среди людей, совсем не знающих моря. Он велел переправить себя в лодке к берегу Эпира, а затем, взяв весло на плечо, пошел дальше в глубь материка. Встречные смеялись над ним: «К чему ты тащишь это весло?» Он молча шел дальше. Но вот наконец встречный путник спросил его: «Что это за странная лопата на твоем плече?» По этому вопросу он признал, что эти люди, очевидно, не знают, что такое море. Он воткнул весло в землю и, собрав народ, совершил торжественное жертвоприношение в честь Посидона. Этим он себя очистил перед ним. Теперь можно было вернуться в Итаку.

Но в Эпире находилась также и бурная Додона, славная оракулом Зевса и Матери-Земли; захотелось Одиссею узнать от пророков вещего дуба, какая ему предстоит смерть. Тиресий ему и об этом кое-что сказал: «Смерть тебе будет от моря, безбольная, после долгой старости, и счастливы будут народы кругом»; но он этим не удовольствовался и своей пытливостью навлек на себя новое горе.

В Додоне он получил поистине страшный оракул: «Ты умрешь от руки твоего сына». Это было истинным проклятием: принять смерть от самого любимого в мире человека, пятная и его самого, этого чистого душой, безгранично его любящего Телемаха, пятном отцеубийства! Нет, лучше оставаться вечно изгнанником, отказываясь от дорогой родины! Одиссей с тех пор уже не покидал Эпира; с его умом и деловитостью он для всех был желанным гостем, везде находил друзей. Так прошло много лет горестной разлуки с отчизной.

Но вот и он состарился; тоска по родине все сильнее и сильнее его глодала. Умрет он – «и будут счастливы народы кругом». Какие? Чужие, не итакийцы; а между тем он мог бы именно своим принести это счастие, если бы вернулся домой. Не выдержала душа; он бросил своих эпирских хозяев и на лодке опять вернулся в Итаку.