Читаем Психология древнегреческого мифа полностью

– Час расплаты настал! Встань, старая, – крикнул он Амаге, лежавшей в его ногах. – Уведи сына в свой лесной дом над пещерой Гарпий; пусть там искупает свое и твое преступление. Будут ему милосердные люди приносить яства и вино, но немногое из многого подкрепит его тело. Гарпии будут похищать их приношения, оставляемое же отравлять своим смрадом. И все-таки голод заставит его питаться этой отвратительной снедью, невыносимой даже для тебя. Ты покинешь его, и никто, кроме его Гарпий, не будет ухаживать за слепцом. И будет он мучиться до тех пор, пока…

Благоговейная песнь из сотни девичьих уст прервала его пророчество.

– Слава! Слава! Слава Царице Небесной!

Он сделал Амаге знак, чтобы она увела сына, и посмотрел вверх. На его колеснице, рядом с его женой, стояла другая женщина, выше и царственнее ростом. Белые Вьюги, подняв молитвенно свои руки, окружили колесницу и громко славили богиню.

Та прижала к себе плачущую царицу.

– Не предавайся отчаянию, дочь моя. Я сама благословила тебя на этот брак; но я знала, и ты знала, что путь твой покрыт терниями, что зависть и неблагодарность будут ответом людей на твои благодеяния. Но не считай разрушенным свое великое дело, не считай длительным торжество Гарпий, твоих непримиримых врагов. Будет свет, будет радость, будет любовь; пламя Паллады все-таки будет пылать в этой дикой стране. И пусть одно слово утешает тебя во все это лихолетие…

Горный Царь, молитвенно подняв правую руку, с умилением смотрел на жену, как она доверчиво направляла свои взоры на богиню, улыбаясь ей сквозь слезы.

– Это слово – аргонавты.

Вторая часть. Аргонавты

I

– Теперь! Теперь или никогда!

Темно-синяя каменная стена, преграждавшая путь чудесному кораблю, начала медленно раздвигаться; и тотчас, словно через открывающиеся стенки шлюза, в образовавшуюся расселину против бушприта стала вливаться морская волна. «Арго» чувствовала ее напор; опытный кормчий Тифис, принявший его заранее в свой расчет, приказал гребцам удерживать судно, пока стены не раздвинутся настолько, чтобы образовался достаточно широкий пролив. Когда это случилось, он дал знак своим громовым голосом, гребцы вмиг осушили весла – и «Арго» стрелой устремилась промеж уходящих стен.

Ликующий крик пронесся по всему кораблю; но он быстро замер, лишь только гребцы убедились, как им еще далеко до выхода. Напор течения ослабевал по мере того, как обе грозные стены уходили все дальше и дальше; пришлось налечь на весла. Все аргонавты были на скамьях – Калаид, Зет, Пелей, сам Полидевк, сам Ясон; только кормчий Тифис был освобожден да певец Орфей. Он стоял под мачтой со своей волшебной кифарой в руках и пел товарищам бодрую гребецкую песню; могучая сила его голоса, его игры вливалась в мышцы гребущих. Он это замечал и нарочно ускорял ритм своей песни; влажные лопасти весел то и дело сверкали в лучах заходящего солнца, и багровые жилы разъеденных волнами черно-синих скал быстро мелькали перед взорами.

Но вот эти скалы остановились.

– Бодрее, друзья! – крикнул Тифис с дрожью в голосе. – Только бы нам через срединную черту перескочить; а там, как будут сдвигаться скалы, сами волны нас вынесут в открытое море.

Все же ослабевание напора давало знать о себе: при всем усердии гребцов ход «Арго» становился все медленнее и медленнее. Орфей все пел и пел, стараясь своими бодрящими звуками заглушить беспокойство собственной души. Ему, стоявшему под мачтой, лучше прочих было видно, что темные утесы, раздвинувшись до крайних пределов, уже начали сдвигаться, а средина все еще не была достигнута.

Быстрее и быстрее становился ритм его песни; пот градом струился с гребцов, «Арго» летела. И вот наконец желанный предел.

– Средина! – крикнул Тифис – Теперь мы спасены!

Но его надежда на благоприятное течение не оправдалась; напротив, появилось новое препятствие в виде сильного встречного ветра. Правда, парус был давно уже спущен, и лишь пустая косица качалась над кораблем; но сила ветра была такова, что даже борт ее чувствовал. И не одна только сила: какое-то странное, вяжущее зловоние разлилось по всему судну; у гребцов спирало грудь, они с ужасом замечали растущее утомление своих испытанных мышц.

А темные скалы подходили все ближе и ближе; опять стали видны багровые жилы на их разъеденных боках. Жилы? Нет! Это явственно была кровь, кровь неосмотрительных смертных, некогда застигнутых здесь смыкающимися челюстями ненасытных Симплегад.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика лекций

Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы
Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

Лев Дмитриевич Любимов – известный журналист и искусствовед. Он много лет работал в парижской газете «Возрождение», по долгу службы посещал крупнейшие музеи Европы и писал о великих шедеврах. Его очерки, а позднее и книги по искусствоведению позволяют глубоко погрузиться в историю создания легендарных полотен и увидеть их по-новому.Книга посвящена западноевропейскому искусству Средних веков и эпохи Возрождения. В живой и увлекательной форме автор рассказывает об архитектуре, скульптуре и живописи, о жизни и творчестве крупнейших мастеров – Джотто, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, Тициана, а также об их вкладе в сокровищницу мировой художественной культуры.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Лев Дмитриевич Любимов

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Как начать разбираться в архитектуре
Как начать разбираться в архитектуре

Книга написана по материалам лекционного цикла «Формулы культуры», прочитанного автором в московском Открытом клубе (2012–2013 гг.). Читатель найдет в ней основные сведения по истории зодчества и познакомится с нетривиальными фактами. Здесь архитектура рассматривается в контексте других видов искусства – преимущественно живописи и скульптуры. Много внимания уделено влиянию архитектуры на человека, ведь любое здание берет на себя задачу организовать наше жизненное пространство, способствует формированию чувства прекрасного и прививает представления об упорядоченности, системе, об общественных и личных ценностях, принципе группировки различных элементов, в том числе и социальных. То, что мы видим и воспринимаем, воздействует на наш характер, помогает определить, что хорошо, а что дурно. Планировка и взаимное расположение зданий в символическом виде повторяет устройство общества. В «доме-муравейнике» и люди муравьи, а в роскошном особняке человек ощущает себя владыкой мира. Являясь визуальным событием, здание становится формулой культуры, зримым выражением ее главного смысла. Анализ основных архитектурных концепций ведется в книге на материале истории искусства Древнего мира и Западной Европы.

Вера Владимировна Калмыкова

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство

Похожие книги

Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века
Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Так уж получилось, что именно по текстам классических произведений нашей литературы мы представляем себе жизнь русского XVIII и XIX веков. Справедливо ли это? Во многом, наверное, да: ведь следы героев художественных произведений, отпечатавшиеся на поверхности прошлого, нередко оказываются глубже, чем у реально живших людей. К тому же у многих вроде бы вымышленных персонажей имелись вполне конкретные исторические прототипы, поделившиеся с ними какими-то чертами своего характера или эпизодами биографии. Но каждый из авторов создавал свою реальность, лишь отталкиваясь от окружающего его мира. За прошедшие же столетия мир этот перевернулся и очень многое из того, что писалось или о чем умалчивалось авторами прошлого, ныне непонятно: смыслы ускользают, и восстановить их чрезвычайно трудно.Так можно ли вообще рассказать о повседневной жизни людей, которых… никогда не существовало? Автор настоящей книги — известная исследовательница истории Российской империи — утверждает, что да, можно. И по ходу проведенного ею увлекательного расследования перед взором читателя возникает удивительный мир, в котором находится место как для политиков и государственных деятелей различных эпох — от Петра Панина и Екатерины Великой до А. X. Бенкендорфа и императора Николая Первого, так и для героев знакомых всем с детства произведений: фонвизинского «Недоросля» и Бедной Лизы, Чацкого и Софьи, Молчалина и Скалозуба, Дубровского и Троекурова, Татьяны Лариной и персонажей гоголевского «Ревизора».знак информационной продукции 16+

Ольга Игоревна Елисеева

История / Литературоведение / Образование и наука