Психология древнегреческого мифа

Гермес стоит рядом, он его держит за руку. «Издали, издали!» Гермес ли это шепчет, или он сам себе? Страшное испытание! Но долг побеждает. Они идут дальше. Много полян, много сонмов блаженных. Вот и солнце заходит; ночь кругом, темная ночь.

Страшно было испытание; зато страшна и сила, наполнившая его. Слушай, – говорит он Гермесу. – В Элевсине мой ум прозрел. Я знаю волю моего отца, ту волю, которой он никому доверить не может – даже тебе, даже своей первородной дочери Палладе, моей заступнице – и сестре. Я знаю его волю: эта воля – примирение. Предстоит великий, решающий бой; но в этом бою мы не можем победить, пока там, в Тартаре, страдают Титаны, пока их стоны ложатся свинцовой тяжестью на грудь Матери-Земли. Ты видишь, я поборол все земное, и неземная сила наполнила меня. Хочу идти к Титанам, хочу принести им примирение и освобождение. Можешь ты меня к ним проводить?

– Могу проводить тебя до врат Тартара, но там кончается моя сила.

– И там начинается моя! – вдохновенно воскликнул Геракл. – В путь, мой брат! Исполним волю, хотя и необъявленную, нашего отца.

Гермес обхватил его стан своей рукой, и они стали подниматься или спускаться, этого он уже не мог разобрать. Долог был ночной перелет в беззвездном пространстве; наконец нижний предел мироздания был достигнут. Чернее черной бездны зачернела перед ними черная стена; но в ней ярым пламенем горели медные врата; а перед ними, расположившись на широкой полосе черной тверди, дремали сторукие исполины, стражи мировой темницы. Почуяв пришельцев, они поднялись на ноги и грозно замахали тремя сотнями рук.

– Дорогу, Котт, Бриарей, Гиетт! Вы видите, я вас знаю. Именем Зевса его сын вам приказывает – дорогу!

Станицы рук опустились, чудовищные тела сникли, ни одна тень не омрачала ярого пламени медных врат.

– Врата Тартара, обители предвечного ужаса, неисповедимая гроза уходящих времен! Именем Зевса, чью волю я исполняю, я его сын, вам приказываю – расступитесь!

Собрав свои силы, он поднял палицу и ударил ею в медные створы пылающих врат; дрогнули створы, но врата выдержали напор. Он ударил вторично – гул раздался по всему мраку эфира и долетел до сиявшей в небесной высоте Земли, но врата по-прежнему стояли непоколебимо. Тут он все силы своей жизни перелил в свои мышцы и в третий раз ударил в створы; послышался лязг разбитых засовов, и врата распахнулись.

Геракл заглянул внутрь; но то, что он увидел, было подобием грозовыхтуч, вырастающих в исполинские тела, – и взоры что молнии, и голоса что гром.

– Вы свободны, Титаны! – крикнул им Геракл. – На скале Кавказа вы найдете вашего брата; возвестите и ему близкую свободу. Ждите освободителя под скалой Кавказа!

Он схватил руку Гермеса и уже не выпускал ее, пока они оба не очутились перед дворцом Аида.

– Теперь, – сказал ему Гермес, – не ты у меня, а я у тебя буду искать помощи: ты перерос меня.

– Еще я человек, – ответил ему Геракл, – и даже тот подвиг, на который я сюда послан, не совершен… Но что я вижу здесь?

На скале перед дворцом сидели два мужа средних лет и вели дружеский разговор между собой; один был, по-видимому, свободен, но другой прикован медными цепями к своему месту. Геракл подошел к ним.

– Фесей! – вскрикнул он изумленно.

– Да, Фесей, – грустно ответил свободный, – твой товарищ, в походе на Фемискиру.

– И, надеюсь, также в тех, что мне еще предстоят, – бодро продолжал герой, пожимая ему руку. – Конечно, я тебя здесь не оставлю. Ты, вижу я, свободен, а страж преисподней нас не задержит – он и сам за нами последует!

– Нет, Геракл, ты ошибаешься: я тоже прикован.

– Как прикован? Я цепей на тебе не вижу.

– Я прикован незримыми цепями чести, – тихо ответил Фе-сей, указывая на своего товарища.

– Перифой, догадываюсь я? Я и его освобожу; я только что разбил засовы покрепче его цепей!

Сказав это, он схватил цепь Перифоя и дернул ее – земля затряслась под его ногами и глухой гул пронесся под ней.

– Нет, Геракл, – грустно сказал узник, – против цепей карающей Правды и твоя сила бессильна. Идите, друзья, и предоставьте злоименного сына Иксиона проклятию его отца!

– Этому не быть. Фесей прав – против чести не идут. Но путь силы не единственный, есть и другой – путь благодати. Подождите меня здесь: мне еще предстоит беседа с владыками этого дворца.

В сопровождении Гермеса он вошел во дворец. Велика была честь, оказанная ему Аидом и Персефо-ной.

– Гул разбитых врат Тартара донесся и до нашего слуха, – сказал ему Аид. – Пока ты здесь, этот престол принадлежит тебе, а не мне.

– Нет, – сказал Геракл, – я – человек и выше человеческой доли не возношусь, и врата Тартара уступили не моей силе, а воле моего отца. Но если вы хотите оказать мне милость, у меня к вам три просьбы.

И он их изложил: первую – о Кербере, вторую – о Хироне, третью – о Перифое. На первые две Персефона тотчас изъявила согласие; третью она дала на решение мужа.

– Он тяжко провинился, – решил Аид, – но твоя подвижническая жизнь покрывает и его вину, и всех, а кого ты попросишь.

После этих милостивых слов Геракл с Гермесом покинули дворец.