Психология экстремальных ситуаций

С точки зрения известного путешественника Э. Бишона, в экстремальных условиях бесконтрольный страх может сделать из самого закаленного атлета «жалкого хлюпика или последнего скота». И наоборот, если подобного страха нет, то даже «полудохлый заморыш может превратиться благодаря своей моральной стойкости в героя». Деятельность отдельных групп людей в жизнеопасной ситуации определяется поступками каждого человека. Вместе с тем от группового поведения зависит деятельность целого коллектива, на который возлагаются те или иные обязанности по предотвращению или ликвидации экстремальной ситуации. Психическая закалка человека препятствует развитию панического настроения, позволяет собраться и сконцентрировать волю и найти правильный, целесообразный выход из трудной ситуации. В противном случае господствуют растерянность и паника.

При аварии на ЧАЭС, пишет Г. У. Медведев, начальник смены аварийного блока, заместитель главного инженера станции, старший инженер управления блоком и другие операторы, находившиеся непосредственно перед аварией и во время катастрофы в блочном щите управления, были растерянны, метались, не зная, что предпринять. Вот их выкрики: «Ничего не понимаю!», «Что за чертовщина?!», «Мы все правильно делали…», «Не может быть!», «Диверсия?!». Весь ответственный дежурный персонал был убежден в полной правильности своих действий. После взрыва они не знали, что делать, ибо природу происходящего не понимали. Бывший заместитель министра Ш., прилетевший на ЧАЭС вскоре после взрыва атомного реактора четвертого блока, так описывает состояние директора станции и главного инженера, от которых требовалось принятие множества ответственных оперативных решений: первый из них был заторможен, смотрел куда-то вдаль перед собой, апатичен. Второй – наоборот, перевозбужден, глаза воспаленные, блестели безумием. Потом произошел срыв, тяжелая депрессия. Свидетельствует председатель Припятского горисполкома: весь день 26 апреля директор станции был невменяемый, какой-то потерявший себя, главный инженер в перерывах между отдачами распоряжений плакал, куда делась его самоуверенность. Оба более-менее пришли в себя к вечеру. А вот другие документальные описания поведения главного инженера ЧАЭС и одного из его заместителей в первые часы аварии: главный инженер «…порою терял самообладание. То впадал в ступор, то начинал голосить, плакать, бить кулаками и лбом о стол, то развивал бурную, лихорадочную деятельность. Звучный баритон его был насыщен предельным напряжением». «…Л. сидел и, обхватив голову руками, тупо повторял: “Скажите мне, парни, температуру графита в реакторе… Скажите, и я вам все объясню…”. “О каком графите вы спрашиваете, почти весь графит на земле. Посмотрите… на дворе уже светло”. “Да ты что?! – испуганно и недоверчиво спросил Л. – В голове не укладывается такое…” И начальник смены повел неверящего заместителя главного инженера в помещение резервного пульта управления. “…Насыщенный долгоживущими радионуклидами воздух был густым и жалящим. От завала напрямую обстреливало гамма-лучами с интенсивностью до 15 тысяч рентген в час. Но тогда я об этом не знал. Жгло веки, горло, перехватило дыхание. От лица шел внутренний жар, кожу сушило, стягивало. “Вот посмотрите: кругом черно от графита…” “Разве это графит?” – не верил своим глазам заместитель главного инженера. “А что же это?” – с возмущением воскликнул я… Я уже понял, что благодаря лжи зря гибнут люди… слепота в людях меня всегда доводила до бешенства. Видеть только то, что выгодно тебе…”».

Взрыв на ЧАЭС, как это происходит и при других катастрофах, многих«…лишил чувств – боли, страха, ощущения тяжкой вины и невосполнимого горя». Но все придет, хотя и не сразу. И первыми вернутся бесстрашие и мужество отчаяния. Растерявшиеся в первый момент специалисты не будут щадить свои жизни, героически отстаивая от огня пожара станцию.

Характерным примером мужественного поведения подготовленных к опасностям людей может явиться документальная запись впечатлений иеромонаха А. Кожевникова, находившегося на геройски сражавшемся и погибшем крейсере «Рюрик» во время знаменитого боя у Цусимы в период русско-японской войны 1904–1905 гг., приводимая писателем В. С. Пикулем в романе «Крейсера»: «Я наполнил карманы подрясника бинтами, стал ходить по верхней и батарейной палубам, чтобы делать перевязки. Матросы бились самоотверженно, получившие раны снова рвались в бой. На верхней палубе я увидел матроса с ногой, едва державшейся на жилах. Хотел перевязать его, но он воспротивился: “Идите, отец, дальше, там и без меня много раненых, а я обойдусь!” С этими словами он вынул матросский нож и отрезал себе ногу. В то время поступок его не показался мне страшным, и я, почти не обратив на него внимания, пошел дальше. Снова проходя это же место, я увидел того же матроса: подпирая себя какой-то палкой, он наводил пушку в неприятеля. Дав по врагу выстрел, он сам упал как подкошенный…».