Психология господства и подчинения: Хрестоматия

Так, Политбюро, разумеется, может назначить — или, как принято говорить, «рекомендовать» — председателя колхоза. Но это было бы вопиющим нарушением установленных правил и было бы встречено молчаливым недоумением номенклатуры (если, конечно, речь не шла бы о разжаловании в председатели колхоза коголибо из высокопоставленных лиц, входящих в номенклатуру Политбюро). При повторении нарушения недоумение правящего класса быстро переросло бы в столь же молчаливое, но интенсивное неодобрение. Поэтому, казалось бы, всемогущее Политбюро таких экспериментов не проводит, и председателей колхозов уверенно назначают бюро райкомов партии.

Ясное осознание номенклатурой принципа разделения в ее рамках политико-управленческого труда нашло отражение и в номенклатурном жаргоне. На этом косноязычном, но всегда точно выражающем понятия волапюке принято говорить, что вышестоящие в номенклатуре не должны «подменять» нижестоящих.

Каждый номенклатурщик имеет свой отведенный ему участок властвования. Здесь заметно сходство режима номенклатуры с феодальным строем. Вся номенклатура является своеобразной системой ленов, предоставляемых соответствующим партийным комитетом — сюзереном его вассалам — членам номенклатуры этого комитета. Известно, что на заре средневековья эти лены состояли не обязательно из земельных наделов, но, например, и из права собирать дань с населения определенных территорий. Не кто иной, как Маркс, писал о «вассалитете без ленов или ленах, состоящих из дани». Номенклатурный «лен» состоит из власти.

Даже термин, применяемый в партжаргоне к номенклатуре, соответствует средневековому русскому термину, применявшемуся по отношению к вассалам: «посадить». О князе говорили в феодальной Руси, что сам он «сел на княжение», своих же ленников «посадил» в различные города и области; отсюда и термин «посадник» (княжеский уполномоченный), В сегодняшней советской номенклатуре вы тоже то и дело слышите, что товарища такого-то «посадили на министерство», «посадили на область», «посадили на кадры».

Главное в номенклатуре — власть. Не собственность, а власть. Буржуазия — класс имущий, а потому господствующий. Номенклатура — класс господствующий, а потому имущий. Капиталистические магнаты ни с кем не поделятся своими богатствами, но повседневное осуществление власти они охотно уступают профессиональным политикам. Номенклатурные чины — сами профессиональные политики и, даже когда это тактически нужно, боятся отдать крупицу власти своим же подставным лицам. Заведующий сектором ЦК спокойно относится к тому, что академик или видный писатель имеет больше денег и имущества, чем он сам, но никогда не позволит, чтобы тот ослушался его приказа.

В составленной диссидентами в 1970 году так называемой «Ленинградской программе» хорошо сказано, что в номенклатурных сферах «особый воздух — воздух власти». Не знаю, много ли доводилось авторам программы бывать в этих сферах, но ощущение они передали очень точно…

Вы идете по чистому, словно вылизанному коридору здания ЦК КПСС. Новый, светлый паркет, светлорозовая солидная дорожка — такие только в ЦК и в Кремле. Маленькие тонконогие столики с сифонами газированной воды. На светлом дереве дверей — стандартные таблички под стеклом: напечатанные крупным шрифтом в типографии ЦК фамилии с инициалами, без указания должностей. Для членов Политбюро и для младшего референта таблички одинаковые — «внутрипартийная демократия».

Вы входите в кабинет. Письменный стол, слева от него — квадратный столик для телефонов, неподалеку — сейф; застекленные книжные полки; диван. У заведующего сектором — маленький столик с двумя креслами для посетителей, впритык к его письменному столу. У заместителя заведующего отделом — длинный стол для заседаний в стороне от письменного стола; в небольшой приемной сидит секретарша. У секретаря ЦК — большая приемная, где царит номенклатурный чин под названием «секретарь секретаря ЦК». Рядом — кабинет помощника. За просторным кабинетом «самого» — комната отдыха. На стенах — портреты: Ленин, генсек. Мебель стандартная, сделанная по заказу в конце 60-х годов, когда вывезли мрачную мебель сталинского времени, но особенно модернизировать не рискнули и создали своеобразный стиль — бюрократический полумодерн.

Вот он сидит за письменным столом — в добротном, но без претензий на моду костюме. Выбрит и пострижен старательно, но не модно. Ни анархической неряшливости, ни буржуазного лоска: тоже бюрократический полумодерн. Когда-то он — или его предшественник — изображал из себя представителя пролетариата, был революционен, груб и размашист. Потом он был молчалив и суров, сгусток стальной воли. Теперь он обходителен: справляется о здоровье и вместо грубого «ты давай сделай так!» или сурового «сделать так!» любезно говорит: «Как ваше мнение, Иван Иванович, может быть, лучше будет сделать так?» Но смысл неизменен: это — приказ.