Психология и Алхимия

247 Бессознательное действительно выдвигает сбивающее с толку обилие аналогий этой непонятной штуки, которую мы называем мандала или "Самость". Это аналогично тому, как если бы мы были готовы витать в бессознательном древнем алхимическом сне и нагромождать новые синонимы поверх старых, чтобы узнать, наконец, так же много или так же мало, как и сами древние- Я не буду преувеличивать значение lapis для наших праотцов, а также значение мандалы для ламаистов и тантристов, ацтеков и индейцев пуэбло, "золотого шарика"[242] для даосов и "золотого семени" для индусов. Нам известен текст, который дает живое объяснение этому. Но что означает бессмысленная настойчивость бессознательного, являющего туманный символизм просвещенному европейцу . Единственное объяснение, которое я могу здесь представить - психологическое. (Возможны и другие, мне не близкие.) С этой точки зрения все может быть сгруппировано общей концепцией "мандалы", выражающей сущность некоторого рода позиции. Известные позиции сознания имеют определенные цели и устремления. Но отношение человека к самости - единственное, не имеющее определенной цели и видимого стремления. Достаточно легко сказать "самость", но что же это значит? Это продолжает скрываться в "метафизической" темноте. Я могу определить "самость" как единство сознательных и бессознательных процессов, но это выше нашего понимания, это настоящий lapis inuisibilitatis. Раз существует бессознательное, а его существование, по крайней мере, постулат, то никто не может предположить его возможное содержание. Всеобщность доступна изучению только частями и лишь в той мере, в какой они являются содержаниями сознательного; но qua всеобщность, она обязательно превышает сознательное. Следовательно, "самость" - это чисто современная концепция, подобная Ding an sich[243] Канта. Правда, это концепция, которая устойчиво проясняется с опытом - как показывают наши сны - впрочем, без какой-либо потери своей трансцендентности. Поскольку мы не можем знать границы чего-то неизвестного, мы, следовательно, не в состоянии устанавливать любые границы Самости. Было бы совершенно необоснованно (и потому ненаучно) ограничивать Самость пределами индивидуальной психе, совершенно не говоря о фундаментальном факте отсутствия каких-либо знаний об этих пределах, видя, что они также лежат в бессознательном. Возможно, мы способны указать пределы сознательного, но бессознательное - просто неизвестная психе и именно по этой самой причине, неограниченная, а потому неопределяемая. Поэтому мы не должны удивляться, если эмпирическая манифестация бессознательного несет все признаки чего-то неограниченного, чего-то не определяемого временем и пространством. Это нуменозное качество и, значит, тревожно, особенно для осторожного ума, который знает цену лишь точно ограниченным концепциям. Он рад не быть философом или теологом, и ни при каких обстоятельствах не встречаться с божественным профессионально. Хуже всего, когда становится ясно, что божественное - это психическая сущность, которая сама воздействует на сознание, так как ночь за ночью наши сны практикуют философию на свой собственный манер. Более того, когда мы пытаемся дать этому божественному исчезнуть и гневно отвергаем алхимическое золото, предлагаемое бессознательным, дела идут плохо, у нас даже могут развиться болезненные симптомы вопреки всем доводам. Но даже когда мы непосредственно обращаемся к проблеме и делаем ее -пусть гипотетически - краеугольным камнем, симптомы исчезают, и мы чувствуем себя "несказанно" хорошо. В этой дилемме мы можем как минимум успокоить себя утверждением, что бессознательное есть необходимое зло, с которым нужно считаться и, что, следовательно, было бы мудрее сопровождать его в некоторых необычных символических странствиях, даже если их значение будет чрезвычайно сомнительными. Было бы, наверное, полезно для душевного здоровья перечитать "урок раннего человечества" Ницше.

248 Единственное возражение, которое я могу выдвинуть против такого рационалистического объяснения, состоит в том, что они зачастую неверно оценивают события. Мы можем наблюдать в таких случаях, как, через годы, энтелехия Самости становится такой настойчивой, что сознание должно совершить еще более великий подвиг, собираясь идти в ногу с бессознательным.