Психология и физиология. Союз или конфронтация? Исторические очерки

Г. И. Челпанов весьма критически относился к предложенному Сеченовым методу изучения психической деятельности, хотя и констатировал, что общественное мнение в споре Сеченова и Кавелина было на стороне первого. «Но если бы этот спор предложить на решение современной науки, – писал Челпанов, – то представители ее высказались бы за Кавелина, а не за Сеченова» [1899, с. 86]. Челпанов заявлял, что «знание функции мозга в высшей степени интересно и полезно само по себе, но не для раскрытия законов психической жизни» [1896, с. 146] и что введение Сеченовым объективного метода в психологию «имело роковое значение для судьбы психологии в России; многие еще и теперь при слове импирическая, физиологическая, экспериментальная психология думают, что дело идет о сеченовских рефлексах головного мозга, об отрицании самонаблюдения и т. п., а с этим, конечно, ни один психолог не согласится» [1896, с. 147].

Против смешанного психофизиологического эксперимента выступал Н. Я. Грот (1896). Он считал, что самонаблюдение объективно и что психологический эксперимент должен принципиально отличаться от эксперимента в естествознании. По мнению Грота, надо отличать смешанный – психофизический и психофизиологический – эксперимент от чисто психологического. Психофизический эксперимент позволяет определить зависимость и связь психических явлений и процессов с физическими явлениями и воздействиями среды; психофизиологический эксперимент нацелен на нахождения связи и зависимости душевных явлений и процессов от физиологических процессов и анатомических условий организма; чисто психологический эксперимент дает возможность определить психологические отношения, связь психических явлений друг с другом, их зависимость друг от друга. Только третья область принадлежит психологии, утверждал Грот.

Весьма было бы грустно, если бы… мы впали в нелепое заблуждение, что экспериментальная психология есть только психофизика или психофизиология, что кабинеты экспериментальной психологии должны быть не независимыми учреждениями, а филиальными отделениями физиологических или физических лабораторий, что в них могут работать только профессоры и студенты естественного или медицинского факультетов, а не философы и филологи. Что за перегородки между отделами знания, что за узкая нетерпимость и исключительность!.. Наука одна, и вся наука в ее целом стремится стать опытной и экспериментальной, с одной стороны, спекулятивной и метафизической – с другой. Чисто опытная наука – без спекуляций и метафизического анализа понятий и проблем самого познания – такая же нелепость, как прежние чисто метафизические и спекулятивные построения – без всякой опытной и экспериментальной почвы.

[Грот, 1896, с. 54].

К концу XIX века представления Сеченова, изложенные в «Рефлексах головного мозга», стали терять свою живительную силу для физиологической науки, растворившись, как пишет Д. Г. Квасов, в неопределенных «психорефлексах». «Да и откуда ему было черпать энергию? – спрашивает Квасов. – Не из опытов ли на лягушках или опытов на собаках с экстирпацией коры? В результате в объяснении сложных рефлекторных актов продолжал сохраняться психологический подход» [1966, с. 14].

Заключение. До сего времени главным научным наследием Сеченова считаются «Рефлексы головного мозга». Отсюда в ряде случаев психологами до сих пор дается неадекватная оценка его взглядов на природу психических явлений, не учитывающая эволюцию его представлений (см. вставку с высказываниями Е. Ю. Коржовой). Те суждения и критика, которые высказываются в отношении его ранней работы («Рефлексы головного мозга»), справедливы, но это не может быть оценкой всего научного пути Сеченова как психолога, особенно в последние десятилетия его жизни.