Именно в коммуникативном аспекте конфликта, пожалуй, наиболее явным образом проявляются нарушения взаимодействия участников ситуации. А. Силларс и Дж. Вейсберг описывают свои наблюдения следующим образом: «Фактически впечатляющей чертой интенсивного интерперсонального конфликта является дезинтеграция конвенциональных схем беседы. По мере усиления конфликта беседы в возрастающей степени становятся менее упорядоченными, ясными, релевантными и целенаправленными и более импульсивными, эмоциональными и импровизационными. В той мере, в какой конфликты являются глубокими и неуловимыми, менее целесообразно рассматривать коммуникацию как инструментальный акт, направленный на разрешение сфокусированных проблем, и более адекватно рассматривать ее как экспрессивное и относительное событие с многозначными целями и последствиями» (Sillars, Weisberg, 1987, p. 149). Характерно, что рекомендательная литература по конструктивному поведению в конфликте прежде всего направлена на оптимизацию вербальной коммуникации (например, Дэна, 1994; Шиндлер, Лапид, 1992).
Хотя дезорганизация взаимодействия в конфликте особенно явно проявляется именно в вербальной коммуникации, именно через вербальную коммуникацию и оказывается возможным поиск взаимопонимания.
Ошибочные представления, становящиеся для людей препятствием в успешном разрешении конфликтов:
Ю. Хабермас, автор теории коммуникативных действий, выделяет три основные функции речевых действий: изложение фактов, установление межличностных отношений и выражение субъективных переживаний. Когда мы что-то говорим, мы, по мнению Хабермаса, выдвигаем определенные притязания на подлинность: «…Мы посредством языка утверждаем, что нечто в мире истинно, что определенные нормы в обществе верны и что я даю правдивую картину своих субъективных переживаний» (Монсон, 19926, с. 328). Это и является основой понимания людьми друг друга.
Потенциальная возможность взаимопонимания, заложенная в языке, однако, может быть реализована лишь при определенных условиях.
По Шюцу интерсубъективное понимание основано на двух допущениях. Первое – это «обоюдность перспективы», предполагающая, что «для того чтобы разговор между двумя людьми имел смысл, должна быть возможность обмена перспективами между ними. Они должны уметь встать на точку зрения и позицию другого и продолжать быть в состоянии понять друг друга». Второе – «смысловая конгруэнтность перспективы» – означает, что «обе стороны в разговоре полагают, что они истолковывают ситуацию сходным образом» (Бекк-Виклунд, 1992, с. 81).
Преодоление этой трудности связано с организацией диалога между участниками ситуации. Традиция понимания диалога как подлинного общения и пути к взаимопониманию берет свое начало еще в работах М. М. Бахтина, критиковавшего точку зрения, согласно которой «одно сознание и одни уста совершенно достаточны для всей полноты познания» (Бахтин, 1972, с. 195). Идеи Бахтина заложили основу современной точки зрения, согласно которой «диалог – столкновение разных умов, разных истин, несходных культурных позиций, составляющих единый ум, единую истину и общую культуру» (Бат-кин, 1978, с. 137). Применительно к ситуации конфликта это означает, что идет «совместный поиск некоей общей позиции, отчего столкновение и борьба мнений становится диалогом, а его участники – партнерами» (Каган, 1988, с. 147).