Психология литературного творчества

«Всё, что тебя окружает, приобретает таинственную жизнь, свою душу, отличную от твоей, и ты стоишь, как чужой, среди этой царственно дикой природы, не в состоянии ни принять участие в её бытии, ни понять её. Эти фантастические оттенки чащи и ветвей — живые и скрывают в себе страшную прелесть для твоего воображения. Чёрные верхушки деревьев кажутся призраками, каждый просвет в чаще — зловещим глазом, всякий шум, всякий шёпот — непонятным для тебя словом, неизвестностью. Всё это — сплетение стихии из мрака и теней, лучей и шума и шепчущий зефир, всё это — мир, который как будто в заговоре против тебя. Только одна луна улыбается тебе, точно старая знакомая. Достаточно долгое время сидел под нависшими ветвями граба и, упоённый, вкушал это мрачное наслаждение тишины и ужаса» [536].

Но в этих двух отрывках нет ни сокровенного личного отношения к природе, ни общего представления о её движущих силах; другой подход в стихотворении Яворова:

Молитесь царю — дню златокудрому, — владыке
Среброликому
Над безмолвием чёрным. Молитесь царю,
Когда рано он, в росе выкупанный день, ликующий,
открывает
На родной восток врата кристальные…
Мерцанье всеобличительное,
Когда он перельёт с начала и до конца в ночь —
в поднятой деснице
Вознеся факел пламенеющий, —
Смеясь и оглядываясь, всевластный и счастливый,
среди глухой мглы…
На вихрекрылой колеснице,
Когда же уносит дар свой щедрый, с последним
взором назад обратясь,
Он щедро расточает — райский дар — искрящийся звездопад.
Молитесь неустанно, сыны сиротские, в неведомой
темнице:
«О царь, мы боимся! Когда появляешься, перед твоим
светлым взором
Недвижимы стоим, цветами украшенные, как скелеты
безмолвные!
О царь, мы боимся! Когда улетишь, мстительные и алчные
Восстают тени многочисленные и за нами и перед нами
по низкому горизонту.
Боимся, останься! Боимся, склони факел,
вознесённый!»…
Молитесь царю,
Когда небесные врата он открывает,
И перед сном уединённым, когда их закрывает

[537].