При всей отвлеченности таких рассуждений нельзя не признать, что нам показали зеркало. Да, мы и есть индустриализирующееся общество с высоким уровнем грамотности, национальной интеллектуальной элитой (вернее — многими элитами) и потребностью в государственных формах защиты национальных культур. То есть то самое общество, которое идеально подготовлено к эре национализма. И суть конфликта описана очень точно: борьба за контроль над системой национально-культурного воспроизводства, за создание политических институтов для обеспечения реального суверенитета нации, поскольку прежние институты оказались ущербными или неэффективными.
Если так, то по пути всего человечества, и на восемьдесят лет отстав от других европейских народов, мы вступаем в эпоху национализма. Значит, все, что происходит вокруг нас с национальными отношениями, было закономерным — закономерным по смыслу, хотя, конечно, могло изменяться по содержанию.
И, наконец — седьмая точка зрения.
Страна с напряжением, с конфликтами, кровью подходит к главному для нее вопросу: КАК НАШЕМУ ОБЩЕСТВУ ПЕРЕЙТИ В XXI ВЕК? То есть сможем ли мы оторваться от нынешних структур и найти такую форму политического, экономического и национального устройства, которая будет соответствовать мировой цивилизации XXI века, уровню развитых государств и наций?Вопрос этот совершенно не риторический. В XXI век можно и «не перейти», оставшись обществом второй половины или даже середины XX века, каковым мы пока являемся. История знает немало примеров крупных и могущественных государств, которые в какой-то период «не поспели» за быстрым ходом цивилизации. Так, не смогла «перейти» из XVIII в XIX век.
Оттоманская Турция — прежняя европейская сверхдержава, располагавшая огромными ресурсами, многочисленным населением, обученной армией. В конце XIX века не успевала с переходом в следующее столетие и Российская империя, что сразу же проявилось в ходе русско-японской войны 1904–05 гг.
Сейчас вопрос, сможем ли мы перейти в новый век, стоит перед Советским Союзом. Экономические и политические структуры страны ориентировались до последнего времени на реалии 40–50-х годов XX века. Наши заботы сегодняшнего дня — авторитарная система власти, идеология военного противостояния сверхдержав, экономика с приоритетом тяжелой промышленности, ресурсо- и металлоемких отраслей, закрытый национальный рынок, жесткий контроль над границами и международными контактами, а в сфере национальных отношений — иерархическая структура многонационального государства и территориальный принцип автономии. Но для большинства человечества этот мир первой половины XX века уже сменился новой цивилизацией с огромными потоками информационных связей, свободными передвижениями через границы, мощнейшими каналами коммуникаций и международных услуг, новой многонациональной и многорасовой структурой общества.
Мир ушел вперед… а мы пока остались в обществе, экономически, технологически и политически не готовом к условиям XXI века. И потому отчаянно пытаемся найти свой путь ускоренных реформ. На этом пути нас неизбежно ждут очень крупные и болезненные ломки, подобно тому, как западным странам в 40–60-е годы пришлось отказаться от своих колониальных империй, убить устаревшую угледобывающую промышленность и черную металлургию, принять миллионы иммигрантов, преобразивших этнический и расовый состав европейских наций. При такой точке зрения нынешние национальные трудности в СССР есть «муки перехода», вернее муки первого осознания необходимости ломки окружающего нас общества середины XX века. Сам переход в мир XXI столетия у нас еще впереди.
Предложенный перечень семи точек зрения на нынешнюю национальную ситуацию не является, как уже говорилось, ни полным, ни окончательным. Для нас здесь важнее их многообразие, исходное равноправие нескольких концепций для объяснения как общей ситуации, так и вполне конкретных локальных событий.
Всем памятны, например, страшные события в Ферганской долине в июне 1989 г., сопровождавшиеся жестокостями, погромами, массовыми убийствами, введением войск и эвакуацией турок-месхетинцев в другие районы страны. Несмотря на все попытки найти им одно
объяснение, одновременно правдоподобны как минимум несколько интерпретаций.