Психология переживания

Превращения, происходящие с ним в процессе ценностного переживания, радикально отличаются от того, что мы наблюдали в реалистическом переживании и в переживании гедонистическом.

П. Жанэ [207] описал случай болезненной реакции девочки на смерть матери: она продолжала ухаживать за матерью, вообще вела себя так, как если бы ничего не случилось. Это переживание по принципу удовольствия, сохраняющее желаемое субъективное и отрицающее объективное, реальность.

Прямо противоположен конечный результат переживания чеховской Душечкой смерти своего первого, горячо и искрение любимого мужа. Чувство к нему, его образ, все связанное с ним полностью заслоняется новой реальностью, точнее, вообще испаряется из жизни и памяти героини. (55)

Иное дело — ценностное переживание. Здесь ставшее невозможным жизненное отношение не сохраняется в неизменном виде в сознании, как при гедонистическом переживании, и не изгоняется из него полностью, как в переживании реалистическом. В ценностном переживании реальность смерти близкого человека не игнорируется, но и не берется в своей голой фактичности, его образ сохраняется в противоположность реалистическому переживанию, но сохраняется в противоположность гедонистическому не галлюцинаторно, не эйдетически, не естественно-психически, а искусственно-сознательно [ср.: 101, с.135], не памятью-привычкой, а памятью- рассказом [207]. Образ умершего, пронизанный ранее, при его жизни моими мотивациями, заботами, надеждами, опасениями и пр., вообще практическими и существенно временными отношениями, переводится как бы в другой план бытия, оформляется ценностно-идеально, вневременно, в пределе — вечностно. Этот перевод и это оформление носят эстетический и продуктивный характер: работу переживания не может выполнить никакое прагматическое замещение для меня умершего кем-то другим, и не потому, разумеется, что никто не может взять на себя "функции", которые он выполнял в моей жизни, а потому, что он был для меня нужен и важен и помимо этих функций, сам по себе, в. его "качественной определенности единственной личности", в его ценностной уникальности, а последнее есть еще при его жизни продукт моей эстетической активности [см.: 23, с.38–39]. "Моя активность продолжается и после смерти другого, — пишет М. М. Бахтин, — и эстетические моменты начинают преобладать в ней (сравнительно с нравственными и практическими): мне предлежит целое его жизни, освобожденное от моментов временного будущего, целей и долженствования. За погребением и памятником следует память. Я имею всю жизнь другого вне себя, и здесь начинается эстетизация его личности: закрепление и завершение ее в эстетически значимом образе. Из эмоционально-волевой установки поминовения отошедшего существенно рождаются эстетические категории оформления внутреннего человека (да и внешнего), ибо только эта установка по отношению к другому владеет ценностным подходом к временному и уже законченному целому внешней и внутренней жизни человека… Память есть подход с точки зрения ценностной завершенности; в известном смысле память безнадежна, но зато она умеет ценить помимо цели и смысла уже законченную, сплошь наличную жизнь" [23] с. 94–95].

Последний вариант первого подтипа ценностного переживания сходен с только что рассмотренным в том, что требует больших, перестраивающих всю жизнь человека мотивационных изменений, но отличается от него тем, что предполагает также осуществление и радикальных преобразований ценностного содержания его жизни, переделки или даже замены всего ее ценностного строя. Этот вариант переживания требуется тогда, когда вся принятая человеком система ценностей дискредитирует себя опытом своего же воплощения. Жизнь заходит в смысловой тупик, обесценивается, теряет внутреннюю цельность и начинает психологически разлагаться. Задача переживания состоит в отыскании новой ценностной системы, посредством которой можно было бы придать внутреннюю цельность и смысл бытию, осветить его, открыть новые смысловые перспективы. Мы ограничимся пока этими общими утверждениями, поскольку в следующей главе нам представится возможность конкретизировать их, анализируя переживание Родиона Раскольникова. Здесь же укажем только, что результат этого переживания — создание психологически новой жизни. Однако, в отличие от реалистического переживания, переход к новой жизни состоит тут не в "скачке" от одного содержания жизни к другому, оставляющем первое неизменным, а в ценностном преодолении и преобразовании старой жизни: новая жизнь относится к старой как прощение к обиде.