Психология. Психотехника. Психагогика

То, что психология преуспела при этом в выделывании «буферов», видно из того сознания «нормальности» и благополучия или даже «бурного прогресса» и «стремительного движения вперед», которое характерно для голов психологов. Как не повторить тут слова Выготского, сказанные им о психологии много десятилетий назад: вокруг бушуют катаклизмы, рушатся веками незыблемые устои – устои мысли, конечно, и сознания, – самый феномен человека поставлен под вопрос и проходит через точку тотальной своей катастрофы, а в психологии «все тихо и спокойно, как в минералогии»! Будто и в самом деле ничего не случилось.

И как не вспомнить тут слова уже и Декарта, сказанные им в известном, хотя бы в пересказе Мерабом Константиновичем, письме к принцессе Елизавете, когда в ответ на жалобы этой молодой особы на бедствия своей жизни и болезни, вслед за самыми что ни на есть участными и нежными словами утешения, Декарт вдруг, резко меняя тон письма, замечает, что, вообще-то говоря, всего того, что можно было бы принимать за действительные причины этих страданий и болезни, на самом деле просто не существует! Если мысли обо всем этом, говорит Декарт, вызывают слезы, одни только слезы, то всего этого просто не существует! Ибо то, что действительно существует, достижение – в понимании, в мысли – того, что действительно существует, производит совершенно иные действия!» Какие «действия»? – «Перемену ума»! Радикальную трансформацию. Включающую, быть может, даже и исцеление! А если все остается на своих местах и в ответ «слезы, одни только слезы», это значит, что реальность не достигается, что понимание остается при «видимости», не выводит за границы фантомного, выдает это фантомное за реальность.

Позволю себе утверждать, что бытующее в современной психологии понимание ситуации, даже и в тех случаях, когда оно принимает уже форму «сознания кризиса», не выводит ее за границы фантомного, почему оно в лучшем случае «производит слезы, одни только слезы»! Бытующие в психологии формы мысли – методологической, философской мысли – не позволяют ей достичь полноценного понимания ситуации, кризиса – в его существе, в его реальных основаниях. Попробуем же с помощью Декарта в эту сторону продвинуться.

Итак: что же сказал Декарт? Конечно же, не самими по себе теми несколькими словами, которые составляют эту знаменитую формулу: «cogito ergo sum», если брать ее в ее латинском варианте, – положим, в тексте декартовских «Метафизических размышлений», которые, как известно, были написаны по-латыни. Можно взять ее в собственной декартовской французской ее версии, можно привести ее в русском переводе. Мне представляется несущественным, в какой языковой и речевой версии мы эту декартовскую формулу возьмем, – и это именно потому, что ее понимание, ее смысл не извлекаются из нее самой. Хотя, конечно, та или иная форма – положим, форма, приобретаемая при переводе на другой язык, в том числе и на русский, – иногда может затруднять понимание, толкать на неправильный путь. Положим, появление в этой формуле личного местоимения или даже самого этого «мыслю» – как, впрочем, и «существую», если они читаются через призму вмененных нам сегодня значений, то есть, опять же, вне контекста живой декартовой мысли, может сбивать нас с толку, закрывать возможность понимания, возможность продвижения «в сторону Декарта», в сторону его мысли, мысли вообще. Положим, встретившись с формулой: «(я) мыслю, стало быть, (я) существую», можно было бы вроде подумать, что мы имеем дело с фигурой силлогизма, с «умозаключением», с «логическим выводом», «доказывающим» к тому же существование не чего-нибудь, а – «я», с незамедлительным проецированием в это «я» всех и всяческих своих обычных психологистических ассоциаций. Сегодня, однако, это было бы лишь курьезом. Сегодня, после, опять же, разъяснений в этом месте Мераба Константиновича, а до него, как, быть может, вы знаете – Мартина Хайдеггера, к примеру, в его «Немецком нигилизме», доступном ныне и в блестящем переводе Владимира Вениаминовича Бибихина, а до него – о чем вы, быть может, не знаете – уже и у старика Канта (недавно, когда мне пришлось, как раз в связи с подготовкой к изданию лекций Мераба Константиновича о Канте, довольно много «полазить» по Канту, я вдруг с удивлением обнаружил и у Канта, и не где-нибудь, а в «Критике чистого разума», правда, в составе той первой редакции текста, которая теперь приводится только в приложениях, прямые указания на это), – сегодня, говорю я, конечно же, никому уже не придет в голову понимать декартовскую формулу как силлогизм.