Психология. Психотехника. Психагогика

Но разве не так? И разве не приходится признать, что вне этой предельной антропологической рамки, вне этой фундаментальной «онтологемы» мы просто вообще не можем ни думать о человеке, ни понимать его, ни работать с ним? Казалось бы, это настолько само собой разумеется, настолько бесспорно и несомненно, что если и может возникнуть какой-то вопрос, то лишь вопрос о том, как это вообще можно ставить под вопрос?!

И вот в этом месте начинается Фуко. Он предпринимает работу: огромную по объему, исключительную по сложности, требующую невероятных усилий, уникальной культуры и феноменальной силы и смелости мысли – смелости и к тому же особой, почти «маниакальной» ее (мысли) настойчивости и последовательности, почти мессианской веры в значимость своего дела и свою призванность. Нужно было быть воистину «маньяком» своего дела – не меньшим, чем в свое время был Фрейд, – чтобы вообще довести это дело до конца. Ибо оно не просто исключительное по своей сложности, требующее всей силы мысли гения, но и, казалось бы, невозможное, немыслимое, просто – «бредовое»!

Поставить под вопрос и попытаться показать не универсальность, не «всеобщность», но, напротив, частность и историческую случайность, преходящесть – и не тех или иных конкретных конституций «человека желающего», но самого феномена этого человека как такового, как исторического «типа» или, если угодно, – «формации» человека, больше того: возвестить о «конце», или «смерти» этого человека, а коль скоро мы мыслим его в качестве универсалии человека вообще (по сути – единственно возможную конституцию человека вообще) – то, стало быть, возвестить не больше не меньше, чем смерть «человека вообще», единственно известного исторического типа или феномена человека вообще, – нельзя не признать, что все это вполне тянет на самый отчаянный бред сумасшедшего, если не на что-нибудь большее!

Но и это еще не все. Фуко пытается провести и другую мысль – опять-таки: мысль невероятную, потрясающую все обычные представления об этом, посягающую на самые, казалось бы, несомненные очевидности человеческого сознания, на наши самые твердые представления об отношении между человеком и властью, о самом существе этого отношения и, в частности, на представление о характерном как будто бы для всякой власти «отношении подавления» сексуальной жизни человека (из чего, как мы знаем, исходит в своем понимании человеческой сексуальности и психоанализ) и особенно, конечно, – подавления «отклоняющихся» и «аномальных» форм человеческой сексуальности. Итак, в противовес обыденным и расхожим (но, опять же, как показывает случай психоанализа, отнюдь не только им!) представлениям об этом, Фуко пытается показать, что власть (не только «внешняя» по отношению к отдельному человеку власть, но также и «внутренние», инкорпорированные в самое душевно-духовное «тело» человека и действующие в нем самом формы власти!), что власть – причем с самого начала, как только ее «руки» добираются до человеческой сексуальности, как только контроль над этой стороной жизни людей становится важным для власти, а тем более для современных форм власти, – что власть осуществляет свои стратегии по отношению к человеку не столько (и даже: вовсе не!) через механизмы прямого контроля и подавления, но, напротив, через чрезвычайно многообразные и изощренные аппараты и механизмы индуцирования и взращивания, внедрения и пестования этих форм жизни человека (включая и так называемые «отклоняющиеся»!) и через культивирование соответствующей психической и даже соматической, собственно телесной, организации, конституции человека! Причем пресловутая «идея подавления» сама входит, оказывается включенной в состав этих механизмов власти и также индуцируется (или, по крайней мере, ассимилируется) самой властью!

Все решительно восстает против этой, как может показаться, нарочито «переворачивающей все с ног на голову» мысли Фуко – мысли, очевидным и вызывающим образом противоречащей несомненным фактам и реалиям жизни!