Психология. Психотехника. Психагогика

Такое понимание является не столько самостоятельным и конечным «знанием о» человеке, сколько живым и ситуативным ответом, откликом на речь клиента, на его – здесь-и-сейчас – целостное присутствие, – тем, внутри и благодаря чему для человека и открывается возможность рождения нового личностного опыта и трансформации.

Отношение теории терапии к практике и проблема статуса теории

В каком отношении положения теории Роджерса стоят к его практике? Говоря о «теории Роджерса», мы имеем в виду, прежде всего, его теорию терапевтического процесса, в которой формулируются условия высвобождения того «основного терапевтического процесса», внутри которого возникают личностные изменения и происходит личностный рост.

Когда Роджерс позволяет своим ученикам и последователям проводить «научные» эмпирические исследования своего терапевтического процесса, когда он сам допускает такую возможность, принимает эти исследования и даже поднимает их на щит, даже в последних своих работах с пафосом говоря о том, что эти «многочисленные исследования подтверждают положения его теории», – он сам, по сути дела, прописывает себя в позиции исследователя-естествоиспытателя.

А как только Роджерс занимает эту позицию исследователя-экспериментатора по отношению к своей собственной практике, он с необходимостью – хочет он того или нет – «сосчитывает» себя в терминах естественнонаучного метода; в частности, свою теорию терапевтического процесса, говорящую об условиях его возможности, его «высвобождения», он вынужден трактовать в терминах естественнонаучных моделей, где эти условия занимают место действующих причин, а события, происходящие внутри терапевтического процесса, – их следствий.

Коль скоро, далее, он понимает – и, в силу характера своего мышления, не может понимать иначе – эти свои «условия» как причины естественного хода процесса психотерапии, он должен сформулировать теперь эти условия так, чтобы они допускали эмпирическую верификацию, должен дать им «операциональные определения», чтобы в каждом отдельном случае наличие этих условий можно было диагностировать. Точно так же и эффекты психотерапии он должен теперь рассмотреть и описать особым образом, также представляя их в операциональных терминах, допускающих диагностику. И, наконец, в терминах причинно-следственных связей он должен представить и отношение между условиями и терапевтическими эффектами.

Говоря в своей теории терапии об условиях терапевтического процесса, сам Роджерс постоянно колеблется между различными – по сути несовместимыми – версиями понимания статуса своей теории. Поскольку, говоря «условия», можно понимать их либо в терминах причин (то есть – в рамках естественнонаучной парадигмы мышления), либо в терминах инструментов и средств психотехнического действия (то есть – в рамках психотехнической парадигмы), либо, наконец, понимать их в качестве трансцендентальных условий возможности опыта, или даже, как увидим, – как-то еще.

Проблема метода

Что такое «индирективность» в индирективной психотерапии?

Идея индирективности – это, по сути, «путь индирективности», что с необходимостью требует при анализе индирективности иметь в виду не только план особой конституции «трансцендентального субъекта», но и самый опыт и особое извлечение этого опыта.

Раскрыть идею индирективности в ее внутренней, а не фактической истории – это и значит раскрыть ее на пути ее радикальных трансформаций, или даже – раскрыть для нее путь этих ее радикальных трансформаций, «катастроф», – путь, проводя которым эту идею внутри своей мысли мы бы и позволили ей установиться в ее действительном значении.

Раскрыть внутреннюю историю идеи индирективности в психотерапии значит раскрыть – в своем собственном мышлении – тот путь, который идея индирективности прокладывает себе поверх мысли и практики отдельных терапевтов. Это значит – по отношению к самой идее индирективности реализовать индирективную стратегию ее «высвобождения» в истории. Или (что то же самое) – значит проводить эту индирективную стратегию по отношению к самим себе, к своему опыту чтения и понимания Роджерса, внутри этого опыта чтения Роджерса пытаясь «сопровождать» идею индирективности на пути ее рождения и становления.

Это значит, иначе говоря, в своем чтении Роджерса реализовать феноменологический метод и свой собственный опыт чтения Роджерса развертывать как особый род феноменологии этого опыта. Нельзя говорить о Роджерсе как о феноменологе, как о том, кто в своей работе реализует феноменологический метод («реализует» тут следует понимать ровно в том же смысле, в котором сам Роджерс мог бы говорить об «изначальной медитативности» речи клиента); нельзя «говорить о» феноменологическом движении и об опыте, возможность рождения которого открывает феноменологический метод, не реализуя при этом тот же метод в собственной работе, по отношению к своему собственному опыту чтения Роджерса, не развертывая этот опыт феноменологически.