Главным в идее метода культурно-исторической психологии является то, что исследование должно быть непосредственно и органически включено в практическое – психотехническое – действие. И включено так, чтобы практика с самого начала и намеренно развертывалась в такой форме, которая не позволяла бы ей осуществляться без этого включенного в нее исследования. Причем это включение, или «внедрение», себя в практическое – психотехническое – действие должно в конце концов обеспечиваться самим же исследованием!
То есть – в противоположность основной установке естественнонаучного метода, состоящей, как мы отмечали, как раз в том, чтобы в конце концов получить такое знание об объекте изучения, которое позволило бы исследователю реализовать в эксперименте представление объекта, полностью исключающее всякое знание о нем и всякое познание его в качестве необходимого условия его существования, – формулируемое нами понимание метода культурно-исторической психологии ориентирует исследователя на получение (на каждом шаге исследования) такого знания об объекте изучения, которое дозволяло бы развертывать такую форму практики (психотехнического действия), которая бы с необходимостью предполагала в качестве необходимого условия самого ее существования (опять же – непрерывное) получение знания о ней и ее исследование.
Иными словами, исследование в данном случае должно быть всего лишь особым образом экстериоризированной частью самой же системы психотехнического действия, внутренней функциональной частью, непосредственно включенной в качестве таковой – части, функционального «органа» – в самую систему практического (психотехнического) действия.
При этом, как мы уже говорили, самый этот момент включения исследования внутрь психотехнической практики – его осуществления и, соответственно, получения нового знания об этой системе практики как о единственно реально существующем целом, о действительной единице изучения, – самый этот факт «включенного» характера исследования в культурно-исторической психологии является «продуктивным» по отношению к жизни исследуемого объекта – соответственно тому, что исследование тут является продуктивной «ловушкой для сознания», которая, как мы разъясняли это понятие выше, «ловит» нечто, чего до того не существовало, что лишь благодаря срабатыванию этой ловушки впервые только и приводится к своему существованию.
Заметим, что с точки зрения классической культуры рациональности подобного рода схема метода представляется глубоко противоречивой и потому невозможной и недопустимой.
В частности, традиционный способ мышления с необходимостью должен «обнаруживать» тут «дурную бесконечность» развертывания схемы метода, невозможность ее «замыкания», остановки движения по ней: исследование практики (включающей это исследование) предполагает исследование исследования (практики, включающей это ее исследование) и т. д. до бесконечности!
Стоит, однако, только попытаться продумать стоящие за подобным рассуждением допущения, чтобы поймать себя на том, что в нем, по существу, реализуется прежний способ мышления и способ представления ситуации исследования: исследование – на каждом шаге развертывания этого рассуждения – по-прежнему представляется совершенно внешним по отношению к исследуемому – «прогрессивно разбухающему» при этом – объекту изучения.
На самом же деле, в культурно-исторической психологии оно – именно «внутреннее». А то, что в рамках прежнего способа мышления тут с неизбежностью возникают парадоксы и апории, и указывает на то, что вместе со сменой основной схемы метода должен также смениться и самый тип рациональности – самый способ мышления и представления рассматриваемой новой – «неклассической» – ситуации в исследовании.
Направление движения, которое здесь намечается, а именно – построение исследования внутри особым образом организуемых психотехнических практик, это направление и должно обеспечить решение перечисленных выше, при анализе ситуации в современной психологии, задач, в частности – задачи аккумуляции опыта различных практик и обеспечивания его передачи из одной практики в другую.
Конечно же, и в рамках психотехнической парадигмы иследования проблемы – и, быть может, даже только более трудные и важные проблемы – еще остаются, но они уже становятся доступными обсуждению, и возникает надежда если не на их решение, то, по крайней мере, на какую-то разработку, тогда как при естественнонаучном подходе они оказываются принципиально неразрешимыми.