И не обращаясь к этим отдаленным эпохам, можем ли мы допустить, чтобы роль численности в новые века была значительнее, чем в древности? Ничто не дает права так думать. Не говоря о китайцах, с военной точки зрения представляющихся очень мало грозными, несмотря на свои 400 миллионов населения, разве не всем известно, что англичанам достаточно армии в 65.000 человек, чтобы удерживать в подчинении 250 миллионов индусов, и Голландии — армии, гораздо более слабой, чтобы повелевать 40 миллионами азиатских подданных? Думает ли сама Германия. что ей грозит серьезная опасность от непосредственного соседства громадной цивилизованной империи с населением, втрое превосходящим ее собственное?
Оставим же в стороне эти пустые опасения и вспомним, что в действительности нам угрожает не число наших конкурентов, а их промышленные и коммерческие способности. Три истинных источника могущества любой страны составляют земледелие, промышленность и торговля, а не армии.
К счастью, нельзя предположить, чтобы все сетования статистиков могли в результате увеличить хотя бы на одного человека число жителей нашей страны. Поздравим себя с полной бесполезностью их речей!
Предположим, что разгневанный бог пожелал бы послать на Францию самое ужасное бедствие. Какое же он мог бы выбрать? Холеру, чуму или войну? Конечно не их, потому что эти бедствия мимолетны. Ему стоило бы только удвоить численность нашего народонаселения. При современных экономических условиях мира, психологических наклонностях и потребностях французов, это была бы непоправимая беда. Мы вскоре увидели бы кровавые революции, безвыходную нищету, верное торжество социализма, сопровождаемое постоянными войнами и не менее постоянными нашествиями.
Но почему в других странах, например, в Англии или Германии, избыток населения не имеет таких неудобств? С одной стороны, просто потому, что эти страны обладают колониями, куда направляется избыток их населения, а с другой — потому, что эмиграция, безусловно антипатичная французам, там считается явлением весьма желательным, хотя бы она и не составляла для них крайне настоятельной необходимости.
Склонность к эмиграции и возможность удовлетворить ее позволяют народам значительно увеличивать цифру своего населения. Являясь сначала последствием избытка народонаселения, стремление к эмиграции становится в свою очередь причиной, способствующей еще большему возрастанию этого избытка. Знаменитый путешественник Стэнли очень хорошо осветил этот факт в письме, опубликованном одной газетой, в ответ на обращенный к нему вопрос. Он обращает внимание на то, что эмиграция начинается только с того времени, когда народонаселение превосходит известную цифру на квадратную милю. В Великобритании в 1801 году было 130 жителей на квадратную милю; как только это число достигло 224 (в 1841 г.), началось быстро усилившееся эмиграционное движение. Когда в Германии народонаселение достигло той же цифры 224 на кв. милю, ей в свою очередь пришлось искать колонии[29]
. Италия могла ждать дольше, благодаря крайней нетребовательности своих жителей, но когда, наконец, ее население достигло цифры 253 жителя на кв. милю, ей пришлось подчиниться общему закону и постараться открыть себе выходы. Она мало успела в этой попытке, столь трудной для латинских народов, и, истратив бесполезно в Африке 200 млн. фр., испытала только унизительные поражения. Но, под страхом неизбежного разорения, ей придется возобновить свои попытки. Действительная опасность, угрожающая Италии и обрекающая ее в скором времени на революции и социализм, заключается в слишком большой плотности ее населения. Как везде, нищета оказалась слишком плодовитой.Беднота всегда плодовита, потому что она непредусмотрительна. Можно ли, в самом деле, иметь высокое мнение о нравственности лиц, производящих детей в большем числе, чем они могут вырастить, и питать к ним большую симпатию? Я этого не думаю, а скорее присоединился бы к мнению Джона Стюарта Милля, сказавшего: «Едва ли можнонадеяться, чтобы нравственность повысилась, пока не будут смотреть на многочисленные семьи с таким же презрением, как на пьянство или какое-либо другое плотское излишество». Это соображение относится, конечно, только к людям, сознающим, что они не в состоянии воспитывать производимых ими детей.
«Франция, гораздо менее населенная, не имеет никакой надобности в эмиграции, — замечает Стэнли, — и совершенно напрасно растрачивает жизненную силу своих молодых людей в Тонкине, на Мадагаскаре, в Дагомее — куда отправляются только чиновники, очень дорого стоящие, — особенно когда по соседству она владеет Алжиром и Тунисом, которых ей не удается заселить». В самом деле, эти страны имеют на квадратную милю только 25 жителей, из которых французы составляют лишь малую часть.