Психология свободы

Можете спросить, отчего тогда не употреблять просто понятие "постичь"? На что отвечаем: постигнутость – это может быть ещё и сказанность тебе другим чего-то об объекте, тогда как у нас здесь речь о плодах лишь прямых с ним постиженческих контактов.

А почему тогда не выразиться как "воспринять"? Ну, может быть уже воспринятость объекта, но ещё диффузная, без вышеозначенной ухваченности его свойств. Плюс любой объект – об этом каждый интуитивно осведомлён – восприятийно постигается и так называемыми экстрасенсорными каналами, а с официальной точки зрения – то уже не совсем восприятие, ежели допускать его факт. В смысле, что не восприятие через ощущения. И недоказанность его факта – тут положения не спасает: достаточно, что экстрасенсорика хотя бы м'oжет быть, в смысле отсутствия однозначной исключённости. Саму возм'oжность у себя такого мы обязаны пониматийно отражать! Обозначая постижение того сорта, когда не знаешь толком, за счёт каких контактов с объектом у тебя некая его постигнутость. Подобное "не знаешь толком" – у активно ищущего человека бывает, что называется, сплошь да рядом. И просекание сей случай в себя как раз включает, среди прочих. Ещё б ему его не подразумевать, коли как наведённость оно определенчески инвариантно от пути наведения.

Но вернёмся к вопросу категориального рассмотрения объекта. Достигаемость в таком рассмотрении следующей площадки – то сплошь и рядом характерно, ежели стараешься. Например, таксономия восемнадцатого века – а точнее, представительствующие её люди, натуралисты, обслуживавшие эту отрасль биологической науки, не различали амфибий и рептилий, сводя этих два разных класса позвоночных в один класс – под названием "гады". Теперь различают, то есть налицо завоёванность таксономистами следующей площадки (по одной из линий). А факт былого существования ранга "гады" – очень важный момент процесса познавания, или сказать на шаг неспецифичней – процесса постигания. Настолько важный, что имеет право претендовать на категориальное оформление. Проходить как категория "неразличение". Указующая на случай, когда два независимых образования отождествляются друг с другом, тем сводясь в образовании одном, оттого слегка химерном. Отождествляются из-за несовершенства их рассмотрителя.

А что до "постичь" и "познать", разделённых нами в предыдущем абзаце, то оттого и разделили, что постичь – не обязательно познать! Второе есть лишь частность первого. Сей момент весьма актуален как раз для процесса нашей субъектной саморазбирательности! Постичь можно и ещё как-то, а не только в виде познанности. Интуитивно, например, – когда совершенно бывает не знаешь, чт'o постиг, но, тем не менее, от постигнутости той поведение трансформируется так, что получаешь вполне практическую выгоду в наличной жизнеобстановке.

12. Итак, всё в тексте – не совсем без авторской онтогенезо-историчности. Реализуя последнюю, стоит взять само начало этой книги. Её можно считать пошедшей с одного интересного момента. (Стилизация, конечно, ведь в личной истории, как и в истории общей, невидимые корни событий уходят гораздо глубже их, событий тех, видимого начала. Эта книга как событие – из того не исключение, и всё же за начало здесь вполне приемлемо взять именно тот "интересный момент".) Который в том, что как-то на автора снизошло одно яаление. Ну, в смысле, в авторе возник некий примечательный феномен, первоначально обозначенный им как "объём внимания". Автор вдруг обнаружил себя,– почувствовал, ощутил, считайте как хотите, – этаким воплощённым вниманием, то есть олицетворился во внимательность, высвоборжденную до определённо-объёмной величины от занятости чем бы то ни было.

Соль в чём? Внимание наше обычно существует в увязанности с чем-то. Со своим очередным объектом! А тут оно – высвобожденное и ощутимо-объёмно наличное самим по себе: как некая потенция, вообще призванная по жизни служить, но пока не служащая. Причём до той степени, что не являет собою даже готовности служить! Вот так где-то просекательно это проходило поначалу.

Потом уже пришло понимание, что служит не внимание – оно лишь психомеханизм направленной мобилизации того в нас, что действительно способно служить – в смысле, во что-нибудь превращаться. Это нечто может быть – в одной из его ипостасей – названо жизнетворительной энергией каждого из нас. Более того, затем выяснилось, что последняя даже не просто что-то наше, в нас, а мы каждый и есть она – прежде всего остального, чем мы там ещё для себя выступаем.