Но дальше. Избранность ограниченной конструкции автоматически являет нам пригодность лишь чáсти её окружения, при непригодности части остающейся. Ну, коль тело "замешано" на белке, а не кремнии, то и температура – вокруг него – нам неприемлема уже и семидесятиградусная. И так далее, и так далее. И все эти непригодности – запечатлены в констрýкциях наработанных нами ощущенческих систем. Таким образом, что на непригодное система отзывается неприятной ощущенческой составляющей. Скажем, ушам больно, когда их достигает звук силой от ста восьмидесяти децибел. И так далее миллион примеров – по всем направлениям контакта с окружением. Но что должно быть уже больно при звуке такой силы – это ведь реализованность определённой логики! А логику у нас реализует мыслительный процесс, запечатлевая её в умозаключениях. Отчего и понимаем ощущения как что-то вроде умозаключений. Квази-умозаключения! Поскольку логика-то в ощущении запечатлена, но мыслительного процесса – в строгом смысле того – не было.
Итак, начальную логосмысловую избирательность реализуем себе в сами́х ощущениях, дó их обработки мышлением. Вот оно как оказывается. И та ещё была заявка, что жизнь явлена субъектности телесной плотью. Ну, чéрез телесную плоть. Жизнь как обладание физическим миром. Это правильно, но надо было выражаться сильнее: через плоть мы как субъектности "завя́заны" на физический мир, через что им обладаем, и обладание это и есть наша жизнь. То есть телесная плоть – лишь квазиузел! Завязавшись таким "узлом" на физмир, за последний им и держимся. Причём узел то – скользящий. То есть способный ужерживать, сдвигаясь.
А выстроить тут ещё и второй образ, то телесная плоть – лишь квазидырка, через которую как субъектности влезаем в сверхфеномен физической жизни. Его на себя "надевая" – для переносимости им. Такие вот предельности – у философско-психологического вопроса нашего человеческого бытия.