Такое программирование новых частот действительно происходит, но нередко в негативном ключе. Я люблю задавать слушателям моего краткого курса психотерапии – молодым специалистам в области психиатрии и психологии – следующий вопрос: «Какой метод позволяет быстрее и эффективнее всего вызвать изменение в человеке?» Начинающие психотерапевты обычно заходят в тупик, иногда предлагая наугад различные подходы к психотерапии, о которых они читали.
Ответ, объясняю им я, –
В своей книге «Эмоциональный мозг» (The Emotional Brain) Джозеф Леду предложил идеи, которые полезны для того, чтобы понять нейрофизиологию травмы. Большая часть воспринимаемой людьми информации проходит через их высшие когнитивные функции, выполняемые корой головного мозга. Действительно, с корой головного мозга связаны многие мыслительные и логические функции ума. Однако эпизоды, вызывающие сильное беспокойство, обходят кору и обрабатываются в более низких, более примитивных структурах, таких как мозжечковая миндалина. Миндалина тесно связана с моторными функциями и производством гормонов, вызываемых стрессом. Когда травмирующие события обходят нормальное рациональное понимание и проходят обработку в миндалине, возникает сильный импринтинг. Более поздние события, подобные первоначальной травме, могут вызывать такую же реакцию у миндалины, вызывая ассоциативные воспоминания и сильное возбуждение, связанные с посттравматическим синдромом.
Рассмотрим простой пример. Я всегда любил водить машину и в прошлом, во время отпуска, с легкостью проводил за рулем по 15 часов. Несколько лет назад, однако, мне довелось ехать пассажиром из Сиракуз в Итаку (штат Нью-Йорк), где я тогда жил. Водитель свернул направо на местную дорогу и оказался прямо перед движущимся навстречу автомобилем. Я сидел на переднем сиденье, где, к сожалению, не работал ремень безопасности. Когда автомобили столкнулись, меня сначала бросило головой в заднее стекло, затем наша машина перевернулась. Первое, что я помню после удара, это как смотрю из окна и вижу, что с моей головы на землю капает кровь. Рядом стоит медик и рассказывает, что меня «вырезают» из машины с помощью кусачек. Затем меня осторожно погрузили на носилки и в санитарную машину с подозрениями на повреждение позвоночника.
Врачи были поражены тем, что я отделался порезом кожи головы и повреждением запястья. После того как в «скорой помощи» мне наложили несколько швов, я был как новенький. Однако в течение многих месяцев после этого не мог сидеть на пассажирском сиденье автомобиля – даже если он стоял на месте. Но прекрасно мог водить свой собственный автомобиль. А вот сидя на пассажирском месте, все время всматривался во встречные машины, особенно те, которые приближались слева – со стороны удара во время той аварии. Только после длительных повторных попыток усидеть на пассажирском месте я смог вернуть себе способность ездить пассажиром, не умирая от страха. Много лет спустя приятель подвозил меня в своей машине, мы свернули на дорогу с плотным движением, и я мгновенно застыл от страха, испытав сильнейший приступ паники. Лишь позже понял, что поворот был очень похож на то место в Итаке, с подъемом к дороге и магазином справа. Хотя после той аварии прошли годы, эмоциональная реакция была такой свежей, будто травма произошла на неделе.
Травмирующие события могут программировать такие радикально новые места на шкале настройки сознания, что люди, страдающие от посттравматического синдрома, нередко чувствуют, что в буквальном смысле теряют разум. Женщина по имени Алиса, с которой я познакомился на консультации, подверглась сексуальному нападению под угрозой смерти. Когда насильник склонился над ней с ножом в руке, она была уверена, что умрет. Алиса была не в силах остановить насилие и могла лишь закрыть глаза и постараться не реагировать на боль.