Психология трейдинга. Инструменты и методы принятия решений

Как и Уолт, все эти люди страдают. Они слепо повторяют деструктивные модели и кажутся не способными предотвратить их повторение. Кроме того, как и Уолт, они не способны просто уговорить себя поступать по-другому. Только сильные эмоциональные события могут помочь им перепрограммировать невербальные умы, толкающие их к самоуничтожению.

Каждая сделка совершается по какой-то причине – логической или психологической. Когда вы выступаете в роли собственного психотерапевта, переключая передачи и следя за своими неявными коммуникациями, вы учитесь проводить различие между этими двумя причинами.

Новизна: ключ к изменению

После того как Уолт взорвался во время упражнения по заполнению пропусков в предложениях и ярко описал свой страх перед отцом и гнев на него, а также страх перед возможностью когда-либо пробудить в себе отцовский гнев, я задал ему прямой вопрос. Спросил, не испытывал ли он во время упражнения желания наброситься на меня и задушить. Уолт ошеломленно ответил: «Нет». Тогда я спросил, не ожидал ли он, что я наброшусь и задушу его. Уолт улыбнулся и снова ответил: «Нет». Я одобрительно предположил, что ему, возможно, больше не нужно бояться вспышек гнева, потому что он не похож на своего отца и теперь с ним не живет. Пассивно ждать со сведенными от напряжения мускулами – это позволяло решать проблемы для ребенка, во многом как мое стояние под душем дарило мне одиночество, – но это решение давно утратило свою полезность. Если бы гнев Уолта действительно был такой проблемой, как он опасался, то, конечно, я подвергся бы серьезному нападению на нашей встрече.

Как только Уолт разжал руки и кулаки, он смог заново пережить свое прошлое и предстать перед своим страхом и гневом. Он преодолел боязнь перед собственным гневом, полностью пережив его – и увидев, что ничего ужасного не случилось. Однако, пожалуй, наиболее примечателен следующий факт: Уолт не знал о своей гневливости, пока мы не выполнили упражнение. То, что он знал о себе, было функцией состояния его сознания: в одном состоянии он был пассивен и совершенно не сознавал себя; в другом состоянии – находился в живом контакте с болезненными воспоминаниями детства и реакциями на них.

Иногда психотерапевты используют такие эмпирические упражнения, чтобы усиливать понимание эмоций. Весьма удивительно, как изменения в уровне активности и возбуждения тела могут вызвать общие изменения в сознании, которые затем питают изменения в настроениях и моделях поведения. Одна из моих студенток, страдавшая от долгосрочной депрессии, недавно увлеклась особенно активной формой боевых искусств, посещая занятия с опытным учителем. Она самостоятельно разработала умственные упражнения, в которых в то время, когда отрабатывала свои удары, представляла себе образы людей, причинивших ей боль. С каждым ударом рукой или ногой она ярко воображала телесные повреждения, наносимые тем людям. Занятия наделяли ее ощущением всемогущества, давая выход ее фрустрации через гнев и движение, а не пассивность и депрессию. Действительно, после занятий она превращалась в другого человека – живого и бодрого, а не униженного и преследуемого.

Все эти методы имеют один общий ключевой элемент: они обходят обычный человеческий способ мышления и дают доступ к новому, иному способу восприятия. Без этого переключения передач сознания люди оставались бы навсегда увязшими в своих обычных рамках мышления, бесконечно повторяя одни и те же мысли, чувства и модели поведения.

Новизна в терапии: создание переводов

Мысль о том, что поведенческому изменению предшествует изменение в состоянии сознания, стала кульминацией, пожалуй, самого познавательного упражнения моей профессиональной карьеры. Надеясь лучше понять динамику изменения в психотерапии, я провел «клинический обзор литературы» (так я это назвал). Большинство обзоров литературы представляют собой сообщения об исследованиях вкупе с попытками понять, в каком состоянии находится научная мысль в данной области. То, что пытался сделать я, состояло несколько в ином. Я прочитал каждый написанный ведущими авторами за несколько прошедших десятилетий труд по психотерапии, какой только смог найти. Особое внимание уделил расшифровкам стенограмм реально происходивших сеансов терапии с описаниями фактических действий психотерапевтов, а не того, что они якобы делали.