Психология убийства

Нужно предполагать наличие и другого пути появления у человека высокой тревожности и ее высшего порога — страха смерти — в результате обработки индивидуальной информации, собственного опыта, субъективного освоения знаний. Неизбежно сочетание указанных путей, но в любом случае названный страх имеет весьма важное значение в формировании личности и ее адаптации, на инстинктивном уровне помогая избежать опасности и способствуя социализации человека. Страх смерти способен служить мощным стимулом и великих созиданий, и опаснейших преступлений.

Как показывают мои эмпирические и теоретические исследования, наиболее острое ощущение смерти чаще всего формируется в результате эмоционального отвергания родителями (в первую очередь матерью) ребенка, его психической депривации в семье, лишения эмоционального тепла. Как известно, человек больше всего нуждается в психологической защите, попечении и любви именно в детстве, в период своей абсолютной беспомощности. Если соответствующее отношение родителей отсутствует, у ребенка не возникает уверенности в своем праве на существование, в своей самоидентичности, автономии Я от не-Я, а также, что очень важно, чувства безопасности. Напротив, он бессознательно ощущает себя очень уязвимым и беззащитным, поскольку его оставили те, которые самой природой определены быть главными попечителями. Поэтому начинают вызывать страх самые разные явления и лица, круг которых даже трудно обозначить.

Проведенное мною (совместно с Е. Г. Самовичевым) в 80-х годах исследование личности и поведения убийц показало, что среди них желанным ребенком в семье считают себя 58% опрошенных, в то время как в контрольной группе (законопослушных граждан) таковыми считают себя 82%.

Из обследованных мною (в разные годы) убийц около 80% испытывали дефицит тепла в детстве, в первую очередь со стороны матерей. По рассказам опрошенных, матери редко ласкали их, недостаточно или так сказать формально заботились о них и мало уделяли им внимания, почти никогда не рассказывали и не читали сказок, не всегда интересовались их школьными и иными делами. Но надо отметить, что упреки в адрес матерей лишь иногда носили ярко выраженный характер, хотя в ряде случаев раздавалась очень резкая и даже яростная критика в их адрес. Чаще всего звучали такие фразы:

"Я не знаю, любила ли меня мама"; "может быть, мама и любила меня"; "не уверен, что мог бы найти у мамы понимание"; "у мамы не было на меня времени"; "о ласках говорить не приходится, главное, что она старалась накормить нас"; "са своими детьми я бы обращался мягче, чем моя мать" и т.д. Нередко об отношениях с матерью говорилось только хорошее, однако в результате тестирования выявлялась совершенно противоположная картина. Характерно, что после тестирования и рассказы об отношениях с отцом и матерью становились иными.

Другой особенностью отношений убийц с родителями является то, что у них, как оказалось, были более доверительные и близкие отношения с отцами, чем с матерями. Но такое, конечно, случалось лишь в тех семьях, где был отец и он не пьянствовал постоянно, не избивал сына и не выгонял его из дома. К сожалению, таких отцов в нашей выборке было не более 30%. Еще в некоторой части родительских семей будущих убийц отцы не играли в доме существенной роли и в таком своем мужском статусе не являлись образцом для сына, во всем подчиняясь диктату жены. В этих случаях отношения ребенка (подростка) с матерью были однозначно негативными, а отец не был в состоянии защитить сына от доминирования своей жены. Схема — "доминирующая мать" и "подчиненный, пассивный отец" весьма характерна для раннесемейной ситуации будущих убийц.

Проведенное в 80-е годы под нашим руководством исследование" сексуальных убийц, совершивших внезапные нападения на незнакомых женщин, показало, что большинство из них как раз и состояло из тех, у кого была властная, доминирующая мать. Мотивация насильственных действий подобных лиц заключалась в бессознательном стремлении "скинуть" груз прошлого психологического давления, освободиться таким путем от ее суперопеки.

Высокая тревожность и особенно страх смерти могут приводить к распаду целостного ощущения Я. Поэтому внешние факторы, порождающие такой распад, отвергаются ребенком, который оказывается неспособным их принять, включить в свое Я, поскольку он сам недостаточно включен в структуру той социальной среды, которая это Я создает, и прежде всего семьи.

Отвергаемые семьей ребенок и подросток ощущают себя ненужными и непринятыми, и этим закладываются основы их дезадаптации в будущем. Особенно тяжелым оказывается положение несовершеннолетних, страдающих психическими аномалиями и болезнями, поскольку такие расстройства психической деятельности сами по себе являются серьезным дезадаптирующим фактором. В сочетании с эмоциональной депривацией в семье они способны привести к катастрофическим последствиям, в том числе к тягчайшим общественно опасным действиям и преступлениям.