Психология убийства

Весьма информативны короткие рассказы и "шутки" Сталина: в них явно звучит похвала насилию и смерти. Об одной из встреч со Сталиным М. Джилас рассказывает: "Сталин перебил с улыбкой: "А наш один конвоировал большую группу немцев и по дороге перебил их всех, кроме одного. Спрашивают его, когда он пришел к месту назначения: "А где остальные?". "Выполняю, — говорит, — распоряжение Верховного Главнокомандующего: перебить всех до одного — вот я вам и привел одного". Во время другой встречи Сталин поведал следующую историю: "Тут был интересный случай. Майор-летчик пошалил с женщиной, а нашелся рыцарь-инженер, который начал ее защищать. Майор за пистолет: "Эх, ты, тыловая крыса!" — и убил рыцаря-инженера. Осудили майора на смерть. Но дело дошло до меня, я им заинтересовался и у меня на это есть право как у Верховного Главнокомандующего во время войны — освободил майора, отправил его на фронт. Сейчас он один из героев. Война, надо понимать" (11).

С улыбкой рассказанная история о расстреле безоружных пленных. Интересный случай... Майор, убийца и насильник, явно заслуживший высочайшую похвалу... Презренная тыловая крыса, посмевшая заступиться за женскую честь. И весь плоский казарменный юмор.

Этот диктатор страшился смерти, чем и объясняется его повышенная и постоянная подозрительность, ранимость, мстительность, не покидающие опасения за свою жизнь. Он боролся так со смертью, но только со своей, в то же время активно насаждая ее, однако здесь нет противоречия, поскольку таким путем Сталин стремился преодолеть страх перед ней. Поэтому он все больше приближал ее к себе, делал своим повседневным занятием и ремеслом, отчего она становилась не столь страшной. Психологически в этом нет ничего неожиданного: можно найти множество примеров, когда страх перед чем-то преодолевается приближением этого "чего-то", включением его в свое эмоциональное пространство. Например, страх высоты иногда пытаются снять тем, что выходят на какие-то высокие места, страх перед женщинами — усиленным ухаживанием за ними, освоением способов завладения их вниманием и расположением и т.д.

Преодоление в себе страха смерти путем сеяния смерти подобно попыткам снятия своей высокой тревожности с помощью алкоголя или наркотиков. Как известно, такие попытки чаще всего оказываются неэффективными и вновь наступают состояния тревожности и психической дезадаптации, а поэтому требуются все новые дозы дурманящих веществ. Правители-некрофилы, как, например, Сталин, тоже не могут успокоиться, постоянно и неуклонно требуя новых доз жертв. Поэтому история почти не знает случаев добровольного их отказа от власти, поскольку они лишились бы источников удовлетворения потребности в смерти и разрушении и способов преодоления своего страха перед ней. Так, невозможно представить, чтобы Гитлер или Сталин сами отказались от неограниченной власти или согласились бы даже на небольшое ее ограничение. Здесь единственный путь — смерть тирана или насильственное отстранение его от власти.

Поистине главным врагом Сталина была сама жизнь. Он всегда был движим страстью к разрушению, превращению живого в мертвое даже тогда, когда в этом не было никакой объективной необходимости. Это была глобально деструктивная, некрофильская натура, сжигаемая ненавистью. Даже собственная смерть должна была принести ему удовлетворение, поскольку на его похоронах погибло немало народа и многие получили увечья. Большевистский диктатор действительно может считаться триумфатором, но только в своих, сугубо некрофильских границах.

Э. Фромм пишет: "Влияние людей типа Гитлера и Сталина покоится на их неограниченной способности и готовности убивать. По этой причине они были любимы некрофилами. Одни боялись и, не желая признаваться в этом страхе, предпочитали восхищаться ими. Другие не чувствовали некрофильного в этих вождях и видели в них созидателей, спасителей и добрых отцов. Если бы эти некрофильские вожди не производили ложного впечатления созидающих защитников, число симпатизирующих им вряд ли достигло бы уровня, позволившего им захватить власть, а число чувствующих отвращение к ним предопределило бы их скорое падение" (38).

Я столь подробно останавливаюсь на Гитлере и особенно на Сталине потому, что их личность и неслыханные по масштабам жестокости ни в коем случае не должны исключаться из числа объектов самого пристального внимания криминологов. К глубочайшему сожалению, отечественная криминология фактически никогда не занималась Сталиным и ему подобными. В силу этого образовался недопустимый пробел в наших знаниях о влиянии их личностных особенностей на преступления тоталитарного режима.