Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра

Я стал знакомиться с биографией этого арестанта, находившегося у нас в предварительном заключении. Он был женат более десяти лет, но всего три-четыре месяца назад его жена внезапно ушла к другому. Он был глубоко огорчен этим событием и уверял, что (насколько ему известно) не сделал ничего такого, чтобы опротиветь ей (разве что он ей просто наскучил, добавлю я). В таких случаях всегда необходимо выслушать обе стороны (а порой и большее количество сторон), но я ему поверил — отчасти потому, что мне хотелось ему поверить. Я предположил, что, выйдя замуж в раннем возрасте, его жена тосковала по «безумствам юности», которых ей толком не досталось, и теперь запоздало стремилась восполнить эту недостачу, ведь вполне возможно остепениться не только слишком поздно, но и слишком рано.

Так или иначе, он остался с двумя детьми, которых бросила мать; с работой на условиях полной занятости (требовавшей от него немалых усилий и ответственности) — и в глубоком эмоциональном расстройстве. Он начал делать то, чего никогда прежде не делал, — слишком много пить. В результате у него нарушился сон. Он отправился к врачу, чтобы пожаловаться на бессонницу. Тот прописал ему снотворное. В первый же вечер, приняв прописанное врачом средство, он двинулся в паб, где обычно выпивал, и принялся там все крушить.

Он не помнил того, что сделал, — и никак не мог объяснить происшедшее. Сам он явно не получил от этого никакой выгоды, в каком бы то ни было смысле. Он не питал вражды к этому заведению, он всегда вел себя там безупречно. У него были хорошие отношения с хозяином паба, так что мотив личной мести исключается. Перед тем как принять таблетку снотворного, он выпил пять пинт пива.

Я затребовал записи его терапевта, чтобы выяснить, подтверждают ли они его рассказ. В те времена врачи бесплатно высылали свои записи, если речь шла о благе пациента. Теперь этим торгуют, хотя методы электронной передачи информации сделали стоимость ее распространения практически нулевой.

Заметки подтвердили рассказ заключенного.

Я написал его адвокату отчет, где указал, что снотворное, которое прописали этому человеку, в редких случаях может давать парадоксальный побочный эффект — возбуждение (которому зачастую сопутствует бессмысленное насилие), особенно если перед этим пациент употреблял спиртное. Перед нами был классический («как в учебнике») случай проявления такого эффекта. К своему отчету я приложил копии соответствующих научных трудов, чтобы никто не подумал, будто я просто выгораживаю пациента, которому симпатизирую: следовало ясно дать понять, что я представляю дело объективно. Я надеялся, что мой отчет (которым я втайне очень гордился) приведет к тому, что моего подопечного тотчас же освободят в зале суда.

Вскоре после процесса я шел по коридору тюрьмы, и мой знакомец подошел ко мне.

— Хотел вас поблагодарить, доктор, за все, что вы для меня сделали, — произнес он.

— Да я же ничего для вас не сделал, — не совсем искренне возразил я.

— Этот ваш отчет мне очень помог. Судья сказал, что без него он мне бы дал срок в два раза больше.

Я ответил: меня разочаровало, что его не выпустили сразу же. Но судья заявил: «нападение на паб» было таким серьезным, был нанесен столь громадный ущерб, другие посетители так испугались, что он, судья, вынужден приговорить обвиняемого к тюремному заключению. Кроме того, судья учел, что на его коробочке со снотворным имелась предупреждающая надпись: эти таблетки нельзя принимать вместе с алкоголем. А поскольку обвиняемый пренебрег этим предостережением, он тем самым взял на себя полную ответственность за последствия.

Я сурово отношусь к преступности и полагаю, что суды обычно (порой до нелепости) снисходительны, но я посчитал, что в данном случае судья проявил чрезмерную строгость.

И эта мысль принесла мне облегчение: она как бы уверила меня в том, что мои взгляды на преступность мотивированы не садизмом. Да, на коробочке с таблетками имелась надпись, говорившая ему: нельзя одновременно пить спиртное и принимать этот препарат. Но он (как и всякий разумный человек) наверняка подумал, что это предупреждение было для его собственной безопасности, а не для безопасности окружающих (в основном так и есть). Даже один человек из тысячи не мог бы ожидать такой реакции организма на это лекарство, и я не думаю, что у этого узника были разумные основания, чтобы предвидеть ее. Если вы не вняли предостережениям, напечатанным на упаковке таблеток (коробочке, пузырьке и т. п.), это, может быть, и глупый поступок, но его вряд ли можно назвать преступлением. Я понимаю: те, кто стал свидетелем его буйства в пабе, могли бы быть не удовлетворены, если бы судья проявил к нему снисхождение; но правосудие — это именно правосудие, а не ублажение толпы. Я много раз видел, как суд отпускает на все четыре стороны тех, чьи действия имели во много раз меньше оправданий, чем действия этого человека.