Психология войны в XX веке - исторический опыт России

"Как это ни парадоксально, - отмечает фронтовик Ю. П. Шарапов, - но война была временем свободы мысли и поступков, высочайшей ответственности и инициативы. Недаром Сталин и его пропагандистская машина так обрушились на послевоенное поколение - поколение победителей"{229}.

Противоречивость воздействия специфических условий войны на психологию ее участников сказывается в течение длительного периода после ее окончания. Не будет преувеличением сказать, что война накладывает отпечаток на сознание и, соответственно, поведение людей, принимавших непосредственное участие в вооруженной борьбе, на всю их последующую жизнь - более или менее явно, но несомненно. Жизненный опыт тех, кто прошел войну, сложен, противоречив, жесток. Как правило, послевоенное общество относится к своим недавним защитникам с непониманием и опаской. В этом заключается одна из важнейших причин такого явления, как посттравматический синдром, и как следствие - разного рода конфликтов с "новой средой" (психологических, социальных и даже политических), когда вернувшиеся с войны люди не могут стать "такими, как все", принять другие "правила игры", от которых уже отвыкли или после всего пережитого считают их нелепыми и неприемлемыми. В таких обстоятельствах наиболее заметными проявлениями специфического воздействия войны на психологию ее участников являются "фронтовой максимализм", синдром силовых методов и попыток их применения (особенно на первых порах) в конфликтных ситуациях мирного времени.

На первый план встает вопрос адаптации к новым условиям, перестройки психики "на мирный лад". На войне и, прежде всего, на фронте все четче и определеннее: ясно, кто враг и что с ним нужно делать. Быстрая реакция оказывается залогом собственного спасения: если не выстрелишь первым, убьют тебя. После такой фронтовой "ясности" конфликты мирного времени, когда "противник" формально таковым не является и применение к нему привычных методов борьбы запрещено законом, бывают сложны для психологического восприятия тех, у кого выработалась мгновенная, обостренная реакция на любую опасность, а в сознании утвердились переосмысленные жизненные ценности и иное, чем у людей "гражданских", отношение к действительности. Им трудно сдержаться, проявить гибкость, отказаться от привычки чуть что "хвататься за оружие", будь то в прямом или в переносном смысле. Возвращаясь с войны, бывшие солдаты подходят к мирной жизни с фронтовыми мерками, часто перенося военный способ поведения на мирную почву, хотя в глубине души понимают, что это не допустимо. Некоторые начинают "приспосабливаться", стараясь не выделяться из общей массы. Другим это не удается, и они остаются "бойцами" на всю жизнь. Душевные надломы, срывы, ожесточение, непримиримость, повышенная конфликтность, - с одной стороны; и усталость, апатия, - с другой, - как естественная реакция организма на последствия длительного физического и нервного напряжения, испытанного в боевой обстановке, становятся характерными признаками "фронтового" или "потерянного поколения".

По мнению В. Кондратьева, "потерянное поколение" - это явление не столько социального, сколько психологического и даже физиологического свойства, и в этом смысле оно характерно для любой войны, особенно масштабной и длительной.

"Четыре года нечеловеческого напряжения всех физических и духовных сил, жизнь, когда "до смерти четыре шага". Естественная, обычная реакция организма - усталость, апатия, надрыв, слом... Это бывает у людей и не в экстремальных ситуациях, а в обыкновенной жизни - после напряженной работы наступает спад, а здесь - война..."{230}

- писал он, отмечая тот факт, что фронтовики и живут меньше, и умирают чаще других - от старых ран, от болезней: война настигает их, даже если когда-то дала отсрочку. Рано или поздно она настигает всех...

После любой войны необычайно острую психологическую драму испытывают инвалиды, а также те, кто потерял близких и лишился крыши над головой. После Великой Отечественной это проявилось особенно сильно еще потому, что государство не слишком заботилось о своих защитниках, пожертвовавших ради него всем и ставших теперь "бесполезными".

"Бывших пленных из гитлеровских лагерей перегоняли в сталинские. Инвалиды выстаивали в долгих очередях за протезами, наподобие деревяшек, на которых ковыляли потерявшие ногу под Бородино. Самых изувеченных собирали в колониях, размещенных в глухих, дальних углах. Дабы не портили картину общего процветания"{231},

- с горечью вспоминает В. Кардин.

В этот же период особые трудности возвращения к мирной жизни испытали те, кто до войны не имели никакой гражданской профессии и, вернувшись с фронта, почувствовали себя "лишними", никому не нужными, чужими. Пройдя суровую школу жизни, имея боевые заслуги, вдруг оказаться ни на что не годным, учиться заново с теми, кто значительно младше по возрасту, а главное - жизненному опыту, - болезненный удар по самолюбию. Еще обиднее было обнаружить, что твое место занято "тыловой крысой", отлично устроившейся в жизни, пока солдат на фронте проливал свою кровь.