Осмелюсь предположить, что имплицитной посылкой, позволившей автору считать свое достаточно спорное утверждение самоочевидным, является переоценка побуждающей силы сексуальных потребностей – он словно наделил сексуальные побуждения той же самой нетерпеливой жадностью, которая присуща стремлению к удовольствию в целом; точнее говоря, дело обстоит так, словно, когда человек лишен возможности сексуальной разрядки, он тотчас ухватывается за первую попавшуюся возможность достижения сексуального возбуждения и удовлетворения.
Иными словами, реакции вроде той, которую предполагает Радо, конечно, существуют, хотя они отнюдь не самоочевидны и неизбежны; предпосылкой их возникновения является наличие мазохистских влечений;
Если следовать за Радо, разве не удивительно, что мальчики не превращаются в мазохистов. Чуть ли не каждый мальчик видит, что его пенис гораздо меньше пениса взрослого мужчины. Он чувствует, что взрослый – отец – может получить большее удовольствие, чем он сам. Мысль о том, что кто-то может получить большее удовольствие, должна отравить ему удовольствие от мастурбации. Он будет вынужден отказаться от мастурбации. Он испытает сильные душевные муки, что возбудит его сексуально, он примет эту боль как эрзац-удовлетворение и отныне будет мазохистом. Но это, похоже, случается не так часто.
Я перехожу к последнему критическому моменту. Допустим, девочка отреагировала на открытие пениса тяжелыми душевными муками; допустим, что мысль о возможности большего удовольствия лишила ее доступного удовольствия; допустим, что душевные страдания вызвали у нее сексуальное возбуждение и она нашла в этом замену сексуального удовлетворения; допустим справедливость всех этих спорных предположений, чтобы спросить: почему она должна
Хотя Радо и не предполагает, подобно Дойч, что это травматическое событие является непременным и неизбежным в женском развитии, он утверждает, что оно случается с «поразительной частотой» и что на самом деле, по его мнению, девочка может избежать судьбы мазохистского отклонения только в исключительных случаях. Придя к такому подразумеваемому выводу, что женщины чуть ли не всегда являются мазохистками, он сделал ту же ошибку, которую склонны делать врачи, когда пытаются объяснить патологические феномены, подводя под них более широкую базу – то есть неоправданно обобщая ограниченные данные. В принципе это та же ошибка, которую делали до него психиатры и гинекологи: Краффт-Эбинг, наблюдая, что мужчины-мазохисты часто играют роль страдающей женщины, говорит о мазохистских феноменах как о своего рода чрезмерном усилении женских качеств; Фрейд, отталкиваясь от этого же наблюдения, предполагает наличие тесной связи между мазохизмом и фемининностью; русский гинеколог Немилов под впечатлением страданий женщин при дефлорации, менструации и деторождении говорит о «кровавой трагедии женщины»; немецкий гинеколог Липманн под впечатлением частоты болезней, несчастных случаев и болезненных переживаний в жизни женщин предполагает, что уязвимость, раздражительность и чувствительность – основная триада женских качеств.