Возможны два пути борьбы с хулиганским поведением (так же, как с любым видом преступности). Первый: создание объективных препятствий к преступлению. Второй: создание субьективных препятствий – то есть, внутренних барьеров, делающих преступление невозможным. Такие барьеры, в отличие от объективных трудностей, блокируют преступление всегда и везде, в любой ситуации, независимо от внешнего контроля. Поэтому они предпочтительнее.
Но пока что основные усилия сосредоточены на первом пути. И даже предполагаемое фантастическое лечение преступника в знаменитом "Механическом апельсине" тоже создает объективные препятствия и иногрирует субъективные.
3.6. СТРЕМЛЕНИЕ К ОПАСНОСТИ
И он уселся на землю, как раз между мной и Томом, прислонился спиной к дереву и вытянул ноги так, что одной ногой чуть не задел мою. Тут у меня зачесался нос. Так зачесался, что слезы выступили на глазах, а почесать я боялся. Потом начало чесаться в носу. Потом зачесалось под носом. Я просто не знал, как усидеть на месте. Такая напасть продолжалась минут шесть или семь, а мне показалось, что много дольше. Теперь у меня чесалось в одиннадцати местах разом. Я решил, что больше минуты нипочем не вытерплю, но кое-как сдержался: думаю, уж постараюсь. И тут как раз Джим начал громко дышать, потом захрапел, и у меня сразу все прошло.
Хочется почесаться именно тогда, когда нельзя. Хочется пошевелиться в тот момент, когда важно сохранять полную неподвижность. Но не всегда хочется, а лишь тогда, когда возникла соответствующая идея. Тело не чесалось бы в одиннадцати местах, если бы вначале не зачесался нос или персонаж не обратил на это внимание. Также можно запросто сохранять полную неподвижность в ответственный момент, если ты сосредоточен на основной цели. В этом случае посторонние идеи не отвлекают.
Любая идея заставляет действовать. Достаточно попасть в ситуацию, допускающую возможность определенного действия и осознать такую возможность, как сразу хочется это действие выполнить. В следующем примере, ребенок очевидно, однажды увидел лежащее зеркало и испугался. Возникла идея, которая толкала его к действию. Позже идея возможности прыжка, возникшая, скорее всего, ассоциативно, заставила прыгнуть.
Одно из яркий самых ярких детских воспоминаний. В доме меня больше всего пугало зеркало. Оно стояло прислоненное к стене, на тумбочке. Когда я оставалась сама, не помню сколько мне было, тогда время не двигалось и не значило, я стягивала зеркало с тумбочки и клала его на пол. Я дожидалась этого момента. Я хотела, чтобы все ушли и боялась. Я боялась зеркала.
Когда зеркало оказывалось на полу, под полом открывалась сияющая пропасть. Там были даже окна с перевернутым небом. Я стояла над пропастью и мне казалось, что я сейчас туда упаду. А потом я перепрыгивала через нее. Это было очень страшно и чем страшнее, тем больше меня влекло. Когда мне было пятнадцать, я оказалась над обрывом, он был метров в двадцать высотой, внизу был песок и склон внизу был песчаным – и я прыгнула, и это было то же самое, не знаю почему, но это похоже на большой глоток, не могу объяснить, и даже не знаю кто проглатывает, я или меня. Я приземлилась очень мягко, но совсем рядом со мной торчала небольшая коряга. Полметра – и ты в аду.
Идея заставляет действовать – это именно то, что выше мы назвали испытательной мотивацией. Испытательная мотивация может быть очень сильной и очень нелогичной. Даже анти-логичной. Она может перевесить инстинкт самосохранения. В этом случае желание попробовать часто описывается как желание рискнуть.
И вдруг настала тишина в церкви; послышалось вдали волчье завывание, и скоро раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви; взглянув искоса, увидел он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь он был в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его, засыпанные землею, ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки были опущены до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо на нем было железное. Его привели под руки и прямо поставили к тому месту, где стоял Хома.
"Подымите мне веки: не вижу!" сказал подземным голосом Вий – и все сонмище кинулось подымать ему веки. "Не гляди!" шепнул какой-то внутренний голос философу. Не вытерпел он, и глянул.
"Вот он!" закричал Вий и уставил на него железный палец. И все, сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на землю…
Не вытерпел он, и глянул. Глянул – и погиб.